Виктор Козлов Альпинист биография

Виктор Козлов Альпинист биография

Виктор Козлов – Анатолий Букреев (Алматы)

(по материалам сайта Елены Лалетиной)

Риск погибнуть на высоте у сильного человека гораздо выше, чем у слабого.

1997 год. Анатолий Букреев, Владимир Башкиров и Евгений Виноградский, работая гидами, помогли троим индонезийским восходителям подняться на вершину Эвереста. Потом была первая попытка русских альпинистов (под руководством В. Башкирова – прим. ред. сайта) совершить траверс Лхоцзе — Лхоцзе Шар и взойти на Лхоцзе Среднюю – последний непокоренный восьмитысячник на планете и попытка Букреева и Моро пройти траверс Лхоцзе — Эверест. Погиб Володя Башкиров.

Сразу после этого трагического события, спустившись в базовый лагерь на леднике Кхумбу, Анатолий Букреев дает интервью В. Козлову, объясняя причины гибели и анализируя обстоятельства этих двух экспедиций.

Анатолий Букреев: С одной стороны, я понял, как много я знаю о высотном альпинизме, с другой стороны — как много еще не знаю. Трагедия с одним из лучших альпинистов России, с одним из самых сильных и опытных.

Виктор Козлов: Не думаешь ли ты, что именно из-за того, что он опытный, Башкиров взвалил на себя такую ответственность, и не смог ее снять даже в таком тяжелом состоянии? Ведь он же сказал, что болен — перед выходом на штурм?

Анатолий Букреев: Я могу ситуацию обрисовать. Мы вернулись после совместного восхождения на Эверест с индонезийцами, где мы были консультантами, тренерами и спасотрядом. Виноградский Евгений, Володя Башкиров и я — мы участвовали в таком крупном неординарном национальном индонезийском мероприятии, которое взяло из нас кучу энергии. Я не знаю как с Женей и Володей, может, им было попроще, но мне после прошлогодней трагедии, когда вывалили кучу критики на мои плечи, когда я сделал все возможное, чтобы спасти людей, — мне было очень тяжело. Вроде я был и в героях, и в то же время я совершил какие-то ошибки, по мнению многих. Тогда погибли лучшие гиды-альпинисты, лучшие и самые опытные. Тот же Роб Холл, который в пятый раз совершил восхождение, и погиб на спуске с клиентом — он был ответственен за других, более слабых. Более слабые тоже погибли. Шторм однозначно отрезал от жизни людей, не разбирая, кто там сильный, кто слабый. Он начался, люди потеряли возможность видимости на спуске, остались на высоте, что привело к летальному исходу. Во время прошлогодней трагедии я спас трех человек, но я не пользовался кислородом. Говорят — это моя вина. Но я был в такой форме, я взошел в прошлом году на три восьмитысячника, последний (Манаслу) за 2 месяца до Эвереста, у меня была такая громадная акклиматизация, форма, когда я чувствовал, что добавочный кислород мне был не нужен. В этом году ситуация после автокатастрофы, после того, что я не тренировался, перенес 2 операции — совершенно другая.

Сталкиваешься с непредвиденными ситуациями. Вот в прошлом году — погибли лучшие, сильные альпинисты. Скотт Фишер — я его считаю лучшим высотником Америки. Роб Холл был экспертом по Эвересту, он возглавлял компанию Adventure Consultants, и это была фирма, известная во всем мире, он поднял много клиентов на вершину Эвереста, обеспечивая безопасность, И вот его два клиента погибли, погиб гид и он сам. Это во время шторма. Я в этой ситуации работал, делал, что мог, вытаскивал клиентов, принимая неординарные решения, которые расходились с решениями консервативных гидов. Я, допустим, делал все по-своему, по-другому, и это помогало мне выжить, и я спас других. Но вот эти мои неординарные решения никак не согласуются с опытом западных альпинистов. У нас возникло много разногласий с альпинистами, которые считаются монстрами (Тодд Бурлесон, Эд Вистурс, который в пятый раз уже на Эвересте — вот они стоят сейчас тут же в ВС). Они меня начали критиковать. В Штатах в огромных публикациях в журналах (Лайф, Клайминг и т.д.) было много позитивного и много негативного по этому поводу. И поэтому в нынешней экспедиции на мне был очень большой груз ответственности. Экспедиция выжала из меня все, съела психологически. У Башкирова тоже, я думаю, эта экспедиция выжала неимоверное количество сил, потому что он провел всю подготовку, провел все это мероприятие. Я был консультантом. Я не афишировал свои физические проблемы, что имел 2 операции в Штатах, сидел там и организовывал всю экипировку и материальную и техническую подготовку экспедиции. Володя сидел в Непале и тренировал команду.

Мы согласовывали наши действия. И успешное проведение мероприятия потребовало огромных затрат, потому что мы восходили на Эверест с индонезийцами, которые ни разу в жизни не видели снега, первый раз взялись за ледоруб в декабре, и узнали, что такое кошки и зажим. Но они были военные, индонезийский спецназ, им поставили задачу, и они пробовали с ней справиться. Поэтому это мероприятие отняло гораздо больше сил, чем мы предполагали, и у меня и у Володи Башкирова. И потом, у нас сложилась непредвиденная ситуация. Обычно мы приезжаем в экспедицию, проводим акклиматизацию, и совершаем свое спортивное восхождение, выкладываемся. Здесь же мы получили акклиматизацию и выложились с индонезийцами, и попробовали сохранить силы для своего самого главного мероприятия. Башкиров с командой собрался делать траверс Лхоцзе — Лхоцзе Шар. А я собрался со своим другом итальянцем Симоне Моро на траверс Лхоцзе — Эверест. Если бы мы его прошли, это имело бы огромное мировое значение, наравне с траверсом массива Лхоцзе.

Когда мы спустились в Катманду, туда прибыли 17 индонезийских генералов, и мне пришлось объяснять им, почему взошли только три человека, а не как предполагалось. Это не профессионалы-альпинисты, а военные, и приходилось объяснять все на пальцах. Такие были странные вопросы, что можно было падать и смеяться. Мы потратили 12 дней, чтобы объяснить представителям индонезийского правительства, что мы делали, чтобы результаты нашей экспедиции были правильно поняты. Мы думали, этот отдых принесет положительный момент, и будет больше шансов на успех в следующем мероприятии. Получилось наоборот. Спустившись вниз, в Катманду, после тяжелой, громадной работы, мы резко сбросили высоту и оказались в бездействии 12 дней (и много пили с генералами…! – прим. ред. сайта) . Это все равно, что на полном скаку остановить лошадь. Или машина у тебя мчится со скоростью 130 км в час, и резко затормозить – что с машиной будет? (не с машиной, а что будет с водителем?! – прим. ред. сайта) . То же самое и с нашими организмами случилось, я думаю так.

Все было очень похоже, и у меня, и у Володи. Во время траверса я после одной третьей проделанной работы от той, что требовалось проделать, был недалек от того, чтобы навсегда остаться в горах. У Володи было то же самое. Мы на первом этапе поддерживали связь и взаимодействовали с русской экспедицией. Мы надеялись переночевать в 4 лагере, но получилось так, что шанса у нас не было, и мы стартанули сразу из 3 лагеря. И вот уже в 4 лагере я видел, что у русской команды начались какие-то проблемы, которые должны были быть разрешены до начала траверса, и это опять же легло грузом на плечи руководителя, самого сильного и опытного альпиниста. В 4 утра мы подошли к 4 лагерю, когда русская команда уже выходила, а мы решили отдохнуть пару часов, так как на маршруте будет много народу, а нам очень пригодился бы отдых после непрерывной четырехчасовой работы. Мы остановились с Симоне, и я заметил что-то необычное со здоровьем, и после этого отдыха я был не в той форме, которую ожидал. Я это связал с тем, что обычно мы проделывали подготовку перед штурмом по-другому. Сейчас наше тело было к этому не готово — мы сломали нормальный график подготовки, которому следовали я 20 лет, Володя свои 25 лет.

Виктор Козлов: Башкиров взял на себя такую задачу — он же не мог сказать ребятам — вот вы идите, а я не пойду, потому что заболел. Он взялся за этот траверс, 4 года его готовил — он не мог не пойти.

Анатолий Букреев: Взять, к примеру, Канченджангу. (имеется в виду траверс Канченджанги — вторая советская гималайская экспедиция — прим ред.). Чтобы идти на сложный маршрут, лучшие альпинисты тренировались, не работали 2 года, отбирались, чтобы из каждого региона лучшие попали в эту двадцатку, и на траверс работали эти 20 человек. Шла мощная двухгодичная подготовка, шел отбор лучших из советской школы альпинизма, которая в высотном классе одна из самых сильных в мире. И потом мы шли этот траверс. Какой настрой был. Какая у меня подготовка была. Какая подготовка была у команды. И теперь я сравниваю траверс Канченджанги с траверсом Лхоцзе — Лхоцзе Шар. Это идентичные задачи. Трудно сказать, что сложнее: Канченджанга повыше и подлиней, здесь технически сложнее. Там все было продумано, технически безопасно, а здесь далеко не все так технически подготовлено. Я не говорю ничего плохого о ребятах — не знаю просто. Я знаю хорошо, чего я стоил 6-7 лет назад, чего я стою сейчас. Я могу оценить, допустим, подготовку того же Коротеева, или Богомолова. Молодежь — ну какие условия они теперь имеют — и какие имели мы, допустим в национальной сборной. Когда мы жили в Эшера, тренировались 3 раза в сутки, питались на 20 рублей в день, что на нынешние деньги даже не знаю, сколько тысяч будет. Я не ориентируюсь в деньгах. Но это были очень большие деньги.

Виктор Козлов: Обычно перед восхождением спускаются вниз отдохнуть?

Анатолий Букреев: Да, спускаются вниз. Иногда ты спускаешься вниз после проведенной тяжелой работы на высоте и попадаешь на подъем, но после подъема всегда следует спад. Если же ты попал на время спада (а у нас наше самочувствие идет по синусоиде), то дальше ты попадаешь на такой спад, что твое самочувствие и защитные силы в организме в два раза ниже, чем обычно. И вот мы попали как раз на спад. У любого человека есть определенные проблемы со здоровьем. У меня обострился мой бронхит, заложило носоглотку, я чувствовал себя в болезненном состоянии. Проблемы с горлом обострились в считанные часы. Вышел я из 3 лагеря с высоты 7200, чувствуя себя великолепно, подошел к 4 лагерю — Володя Башкиров как раз выходил. Я спросил у него, как дела. Я что-то плоховато себя чувствую, — ответил он. Я, — говорю, — тоже не в порядке. Отдохну, посмотрю, как буду себя чувствовать. Буду работать по самочувствию, но что-то я не в том состоянии, в котором хотелось бы находиться. То же самое прозвучало и от него. Так мы перекинулись этими словами. Два часа мы отдыхали. Симоне на 10 лет меня моложе, он сильный альпинист, но не очень опытный, и я нес на траверс весь рюкзак. Я подумал, что может быть, проблемы из-за веса рюкзака, что я много несу. На 8300-8400 мы уже догнали русскую команду, обошли, и я оставил рюкзак, чтобы потом идти на траверс.

Виктор Козлов: Вы первые поднялись на Лхоцзе Главную?

Анатолий Букреев: Перед нами только Бабанов поднялся. И еще кто-то. Глеб Соколов. Я все время говорил Симоне — не торопись, у нас еще 2-3 дня тяжелой работы на огромных высотах. Рюкзак оставил — легче не стало. Ну, уже впереди Коротеев, впереди Башкиров. Башкиров, я вижу, снимает фильм — все нормально. Башкиров — он всегда в себе, никогда не афиширует свою слабость, по нему никогда не скажешь, как он — Башкиров есть Башкиров. Перекинулись с ним словами. Я говорю: «Что-то я уплываю из реального мира, плохо мне, то ли акклиматизацию потерял, то ли болезнь». В комплексе все получилось. Сломан был правильный график подготовки, и обострились хронические болезни. О помощи просить — да у них своих проблем хватает. Но на всякий случай предупредил, что могу остаться тут на спуске. Если увидят, что лежу где-то в снегу, чтоб не удивлялись. А Володя мне говорит: «Слушай, а у меня ночью была температура, и я плохо себя чувствовал». Я спросил: «Как ты сейчас?» «Нормально», — говорит он, — «только очень большая слабость». Нам говорит — проходите, я все равно буду ждать последних, там Першин наверное последним будет, я буду ждать Валеру, а вы проходите. Мы прошли на подъем, я взошел на автопилоте на вершину, снялись там, и я уже чувствую — я в таком состоянии — чехол от камеры роняю. «Симоне,- говорю- спускаемся вниз, до рюкзака, я чувствую себя плохо, там будем решать, что делать». Единственное, что может помочь в такой ситуации — это быстрый сброс высоты. Если остаешься на высоте, состояние усугубляется стремительно. На спуске остановился рядом с Володей, говорю ему: «Не знаю, спущусь, или не спущусь». Ну а у них свои проблемы. Я конечно, когда увидел, что Богомолов поднимается. А Башкиров настроен был так, чтобы ждать всех. Богомолов поздно уже поднимался. В принципе, нельзя было поздно так подниматься.

Виктор Козлов: Когда вы спускались, какое состояние было у Башкирова, ему стало хуже?

Анатолий Букреев: Я не обратил внимания, поскольку сам был плох. Симоне вот мне говорил, что глаза у Володи резко изменились.

Виктор Козлов: Башкиров был без очков в тот момент?

Анатолий Букреев: Он периодически очки снимал и работал с камерой. Насчет своего состояния он промолчал. Он сказал, что будет ждать последнего и ему надо поснимать заодно. Видно было, что ему нехорошо, но слабый человек, когда ему плохо — он не может подниматься, не может работать. Сильный человек на уровне слабого может работать. Поэтому риск погибнуть у сильного человека на высоте гораздо выше, чем у слабого. Потому что у слабого барьер срабатывает, и он не идет дальше, а сильный перебарывает себя.

Кроме того, мы с Симоне работали двойкой и могли быстро спускаться. А Башкиров вынужден был задержаться. С одной стороны, это оправдание для себя — остановиться. С другой стороны, он задержался на высоте, и это усугубило его состояние. А это вроде, как и легче. Когда человек замерзает, ему кажется, что ему тепло и хорошо, он просто уходит из реального мира. То же самое и на высоте — реально уплываешь и перестаешь оценивать ситуацию.

Виктор Козлов: Было 12 часов, когда Башкиров последний раз вышел на связь. Ему надо было начать спускаться, возможно, нужна была помощь, но он сказал, чтобы ребята продолжали работать на маршруте, провешивали веревки. Ему самому еще было не меньше 5 часов до вершины. Что это значит? Больше он на связь не выходил. Не оценивал себя?

Анатолий Букреев: Во-первых, не оценивал. Во-вторых, он был ответственен за группу. Он должен был оценивать группу. Допустим, я провожу мероприятие, я совершаю восхождение вместе с командой. Я выпадаю, но идея-то остается, группа должна продолжать работать.

Виктор Козлов: Почему он не признался, что ему плохо, и не попросил помощи команды?

Анатолий Букреев: Ну, мы говорим о 12 часах, а совсем плохо ему стало, может быть в 5-6 или в 8 часов.

Виктор Козлов: Когда вы с ним разговаривали?

Анатолий Букреев: В 4 утра в лагере, в 13:00 перед вершиной и где-то в 14. 15 на спуске. Мы с Башкировым совершили восхождение на Эверест, одинаково выложились, одинаково провели всю подготовку, одинаково отдохнули внизу и одинаково заболели. Я думаю, что это не случайно. Мое состояние тоже изменилось в считанные часы. Я шел на этот траверс как на супериспытание, я верил в этот успех, я был готов к нему. Через 4 часа, подойдя к палаткам на 7900, я засомневался в успехе мероприятия. Еще через 2 часа я почувствовал себя плохо, еще через 2 часа я уплывал из реального мира. То же и с Башкировым. Симоне более наблюдательный, он горит, что когда мы в 13:00 разговаривали с Володей, он улыбался и был в порядке, а через час его состояние резко изменилось.

Виктор Козлов: По поводу спасательных работ — был ли такой случай на восьмитысячнике, чтоб ребята сходили на гору, потом спустились до палаток, потом снова фактически прошли полпути наверх для спасаловки, причем ночью? Вот у тебя на Эвересте — ты поднимался второй раз.

Анатолий Букреев: Я три дня работал в шторм без видимости. Когда все опытные шерпы отказались работать и даже из палатки выходить. И вообще я знаю, что такое высота и спасы после восхождения. Мне пришлось это делать после Эвереста. Удалось спасти людей, когда я работал без кислорода и совершил восхождение на Эверест. После этого трудно объяснить — люди не представляют, что я смог сделать. Просто это нереально — по самочувствию, по затратам. Мне пришлось в прошлом году эти три дня быть на грани.

Уходишь в зону риска, можешь спасти, а можешь остаться. Поэтому на такое решиться. Ну, иностранцы, они просто не понимали, когда нашли тело Башкирова за 100 метров от палатки, на веревке — они не понимают, что ребята отработали и все, что смогли — сделали. А когда уже человек умер, и ему ничем не поможешь, они спустились к палатке и начали бороться уже за свою жизнь.

Виктор Козлов: Потом же к нему опять поднимались?

Анатолий Букреев: Да, потом уже просто отдать долг почтения, чтобы завернуть тело, чтобы не без внимания оставить. То, что могли сделать — сделали. В Гималаях сейчас стараются не переходить в зону риска, много коммерческих мероприятий. Они стараются ничем не рисковать, и не быть в такой ситуации, когда надо спасать. Если ты оказываешься в такой ситуации, как мы в прошлом году — значит, ты допустил ошибку. Промах с погодой. Значит, ты неопытный, и в результате твоей неопытности кто-то гибнет. Но в горах, если ты не рискуешь, у тебя очень мало шансов добиться успеха. И допустим, в этом году 6 человек погибло из России, очень много для сезона. Это заметное событие, антиреклама, так сказать, для российского альпинизма.

Виктор Козлов: Я удивился, посмотрев списки участников на Макалу. Только у Ефимова было 4 восьмитысячника.

Анатолий Букреев: Это большая проблема. У кого нет опыта, то какой бы ни был он технически подготовленный. Если нет опыта, возрастает риск погибнуть, плюс, если ты сильный, но неопытный — это еще гораздо опасней. Ты залезешь в зону опасную запросто, и там крякнешь. Без опыта.

Здесь, видишь, люди опытные, шансов огромное количество — и погибают, вон за прошлый год на классических маршрутах. Погибают-то самые сильные и опытные — потому что они работают больше, плюс ответственность за других съедает энергию — и ты остаешься на нуле.

Виктор Козлов: Гибель русских альпинистов тоже подтверждает твои слова, что погибают самые сильные и опытные?

Анатолий Букреев: Точнее, больше шансов погибнуть у самых сильных и самых слабых, а в серединке — оно как-то попроще. Если же человек плюс ко всему несет еще психологическую нагрузку ответственности за других.

Долгое время российский альпинизм был только в России, только в СССР, за границей только со своими совершали восхождения. Сейчас вроде ворота открылись — и резко ухудшилась подготовка. Люди выезжают вроде.

Виктор Козлов: Как последний шанс?

Анатолий Букреев: Да, живут как в последний раз. Проработав последние 5 лет, я тоже задумался, что я раньше делал, и чего я не хотел бы делать сейчас. Я сравнил себя с западными альпинистами. Они никогда не рискуют. У них за плечами кредитная карточка, банковский счет, дом в Калифорнии или на островах где-то. У него хорошая жизнь, он приехал отдохнуть. Чья-то ошибка может привести к гибели другого человека. В горах нужно зависеть только от себя, от своих сил, поэтому рассчитывать, что на большой высоте кто-то окажет помощь — это аморально.

Виктор Козлов: Проще работать в команде?

Анатолий Букреев: Когда в коллективе работаешь — проще. Совершаешь восхождение совместно, грузы несешь совместно. В прошлом году я совершил, как я считал, неординарный поступок, когда спас людей. Ни один гид, даже из соседних, не вышел на помощь. Ясуко Намба погибла — никто не вышел помочь. Троим я принес кислород — трое выжили. Ясуко Намба была рядом, но у нее не было кислорода. Я дал кислород только своим клиентам (у меня было только 2 баллона свободных). Одну я вытащил на своих плечах (помогая — она была в состоянии идти) — 400 м мы шли 40 минут, сильный встречный ветер, 40 минут мы шли по ровному месту. Просто я ее тащил на себе. Шарлет Фокс. Лучше в такие ситуации не попадать. Теперь она не помнит и не понимает этого. Профессионал может оценить, но опять же, профессионал скажет — а зачем ты попал в эту ситуацию? Ты должен был предвидеть ее. Если ты попал, это твоя ошибка.

Виктор Козлов: В прошлом году на Западе в журналах широко освещалась трагедия на Эвересте. У нас что-то будет написано — шесть человек погибло в сезоне.

Анатолий Букреев: Что касается Запада, я понял после прошлогодней трагедии, что любая трагедия, любой траур притягивает прессу, телевидение. Media жадны до трагических случаев. Если бы наше восхождение на Эверест прошло без сучка и задоринки — никто бы не вспомнил. А теперь вспоминают, какие хорошие были люди — как обычно вспоминают после смерти. На Западе еще это связано с зарабатыванием денег. Совершив, то, что я совершил, ожидаешь какого-то внимания, почтения, а там, напротив, принялись раздувать эту трагедию. Трубить об этом. Да, смертей случается много. Мы в прошлом году совершили безупречное восхождение в Гималаях, возвращались домой, в микроавтобусе попадаем в автокатастрофу, где гибнет 24-летний молодой альпинист — ситуаций очень много разных.

Российский альпинизм потерял лучшего восходителя, и кто следующий — не погибнет, а кто следующий приумножит славу российского альпинизма — на этом надо сфокусировать внимание. Большие заслуги были у Владимира Башкирова, и надо об этом помнить и чтить память о нем.

А на Западе мне после прошлогодней трагедии многое не нравится, потому что люди делают на этом большие, сумасшедшие деньги, преподнося события так, как хочется той же Америке, а не так как это было на самом деле. Сейчас Голливуд снимает фильм, не знаю, что там сделают из меня — с красной звездой какой-нибудь, с флагом в руках — и как они преподнесут это американскому обществу — понятно, что это будет совершенно по-другому.

Виктор Козлов: Они с тобой разговаривали об этом?

Виктор Козлов Альпинист биография

Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Hi-Res
Эверест, 8848м
Северная стена

При поддержке Федерации альпинизма России

Организатор и руководитель экспедиции на вершину Эверест по центру Северной стены Виктор Козлов

Старший тренер: Николай Черный

Тренер Александр Пятницын, Ростов-на-Дону

Врач Сергей Бычковский, Екатеринбург

Видеооператоры (до 6200м) Игорь Борисенко, Сергей Шакунин

Фотограф Владимир Купцов

Сроки: с 25 февраля по 9 июня 2004 года

• Банк Центро Кредит
• НОВОЕ СОДРУЖЕСТВО промышленный союз
• Double V GROUP
• QATAR AIRWAYS
• RedFox outdoor eqipment
• CAMP
• SONY
• InCOMa
• Via inmarsat russia marsat
• НТВ плюс
• IRIDIUM Technologies
• ASIAN Trekking
• Mountain.RU

Читайте на Mountain.RU:
Список маршрутов, проложенных на Эверест
Everest 8848 m, Северная стена

Информацию подготовила Анна Пиунова, Mountain.RU

Экспедиция “Эверест Северная Стена”

В пятницу, 20 февраля, в Центре Международной Торговли состоялась пресс-конференция по поводу предстоящего отъезда сборной команды России на Северную Стену Эвереста.

Спортивный состав участников — 13 человек, семеро из них (Кузнецов, Кошеленко, Виноградский, Жилин, Ермачек, Володин и Соколов) принимали участие в экспедиции 2002 года на Лхотзе Среднюю.

Виктор Козлов

Руководитель экспедиции Виктор Козлов, Москва

Николай Черный

Старший тренер Николай Чёрный, Москва

Тренер Александр Пятницын, Ростов-на-Дону

Врач Сергей Бычковский, Екатеринбург

Видеооператоры (до 6200м) Игорь Борисенко, Сергей Шакунин

Фотограф Владимир Купцов

Руководители спортивных групп:

Пётр Кузнецов, Красноярск (дважды был на Эвересте – первый раз по классике, второй – первопроход с Севера, Лхотзе Средняя, Хан Тенгри, пик Победы)

Юрий Кошеленко, Ростов-на-Дону (четырежды номинировался на “Золотой Ледоруб”, лауреат премии “Золотой Ледоруб” за восхождение на Нуптзе Восточную, первопроходы на Шхельду, Чатын, Ерыдаг, Аксу, Хан Тенгри, Стену Троллей, Бхагиратхи, Пти Дрю, Транго Тауэр)

Павел Шабалин, Киров (Аксу – 10 восхождений, первопроход по Северной стене Чангабэнг (Гарвал, Индийские Гималаи), Северная стена Хан Тенгри, Эль Капитан, Асан, пик Слесова, пик 4810, пик Свободная Корея, Даллар, Ушба, пик Корженевской, пик Ленина, пик Коммунизма)

Евгений Виноградский, Екатеринбург (четырежды поднимался на Эверест (все с кислородом), трижды на Чо Ойю; пик Коммунизма, пик Ленина, пик Корженевской, траверс пик Калинина-пик Коммунизма, Северная стена пика Энгельса, пик Блока, пик Победы, пик Свободная Корея, траверс Важа Пшавела — Победы — Военных топографов, траверс Канченжанги, осенью 1996 в двойке с Першиным – дуплет Шишапангма-Чо Ойю).

Юрий Ермачек, Екатеринбург (лауреат премии “Золотой ледоруб” за восхождение по Западной Стене Макалу, Эверест, Лхотзе Средняя, пик Победа, Северная стена Хан Тенгри, Аннапурна, пик Энгельса, пик 4810)

Николай Жилин, Екатеринбург (лауреат премии “Золотой ледоруб” за восхождение по Западной Стене Макалу, Хан Тенгри)

Андрей Мариев, Тольятти (К2, первопроход по Северной стене Чангабэнг, Нанга-Парбат)

Виктор Володин, Москва (Эверест, пик Урриэлью, пик Маркса, пик Энгельса, пик Корженевской, пик Коммунизма, пик Ленина)

Виктор Бобок, Москва (скоростное восхождение на пик Корженевской — 11 часов из базового лагеря; Шхельда в двойке с Ю.Кошеленко, Шишапангма)

Владимир Архипов, Красноярск (пик Победа, Хан Тенгри, пик Корженевской, пик Ленина)

Соколов Глеб, Новосибирск (пик Ленина, пик Коммунизма, пик Корженевской, скоростное соло на Хан-Тенгри – 14 часов из БЛ и обратно, скоростное восхождение на пик Коммунизма с поляны Москвина и обратно — 19 часов 40 минут, скоростное восхождение на пик Ленина из лагеря на 4,200 м через Раздельную и обратно за 12 часов, скоростное восхождение с ледника Звездочка на пик Победы через пик Важа Пшавелы и обратно на ледник Звездочка — 20 часов, Макалу, Лхотзе, Лхотзе Шар, Лхотзе Средняя).

Ильяс Тухватуллин, Подольск-Ташкент (Эверест, Аксу – 6 восхождений, Северная стена Хан Тенгри)

Алексей Букинич, Сочи, 22 года — самый молодой участник команды, опыт восхождений на 7-тысячники, рекомендация Юрия Кошеленко.

Эверест. Северная стена.

Перепад 2,5км
Протяжённость маршрута 4,5км
До высоты 7200м – скальный пояс, залитый льдом, затем снежное поле.
Скалы черепицеобразные, очень скользкие.
Ключевой участок находится на высоте 7900-8500мм.
Предполагаемая высота штурмового лагеря – 8200-8300мм

Тактика восхождения. Кислород. Команда. Основные трудности.

В марте мы должны совершить акклиматизационное восхождение на Ама Даблам, спуститься, отдохнуть в Катманду и в конце марта – начале апреля переехать под Северную стену Эвереста. Сразу приступим к обработке маршрута, потому что времени потребуется очень много, начинать нужно как можно быстрее, многое будет зависеть от погоды, кто-то попадёт в погоду, кто-то в непогоду, а врабатываться придётся буквально сразу.

По ночёвкам на стене: скорее всего, будем придерживаться старой тактики, опробованной на Макалу – через каждые 10 верёвок стены – ночёвка, на Макалу были места для палаток, здесь этого не будет, вместо палаток будет платформа.

Кислород — с высоты 8000 метров. Возможно, некоторые из альпинистов воспользуются кислородом ниже, всё будет зависеть от самочувствия, как они смогут работать на такой высоте. То есть мы по опыту знаем, что на высоте работать без кислорода можем, на вершину пойдём с кислородом, а те из нас, кто не был на 8-тысячниках, – время покажет.

Состав команды изменился, я знаком где-то с половиной участников. Поэтому трудно что-то сказать, кто и как будет работать. Я знаю по своей команде, по тем, кто был с нами на Лхотзе Средней, но не знаю остальных…

Сложность – большая высота, очень большая высота. Очень сильный холод в это время, весной, недостаток кислорода и штормовые ветра. На Западной стене Макалу ветров вообще не было – защищал гребень, а здесь очень сильные ветра. Постоянный ветер выматывает и нервы, и здоровье. Устаёшь от него.

Основные сложности – протяжённость и трудоёмкость, лёгких участков нет, постоянно ступени, приходится то лезть, то идти пешком; плиты, скользкие и гладкие, не будет снега, постоянная скала, неприятно очень.

Кислород? – я, наверное, единственный, кто не бывал на восьмитысячниках. Посмотрим. Я знаю, что у меня очень сильная компания, Мариев и Ильяс – это люди, которых я просто боготворю, это супер-альпинисты.

Ильяс был последним, кто видел Франки (американка, жена Арсентьева), они им отдали всё, что можно было отдать, в том числе и кислород. Ильяс шёл на расходе пол-литра в минуту, это ночная норма. Зачем, говорит, я с этим кислородом шёл? С Ильясом мы дважды ходили на Хан, а Мариева я помню ещё с Чанги, он уникальный альпинист.

Из состава я знаю только четверых, остальных где-то видел или читал о них. Думаю, что сложностей не будет.

Как мне кажется, основная проблема — это вопрос выживания, выживания в холодных условиях, будет холодно и постоянно холодно, на большой высоте. Скорее всего, будет какое-то небольшое истощение, и на этом фоне просто будешь мёрзнуть. Для меня это будет сложно, наверное.

Я никогда не работал с кислородом, поэтому, если скажет командир, повешу, а так, буду стараться без кислорода.

Если бы я пошёл по северо-восточному гребню, я пошёл бы без кислорода. Мне очень хочется попробовать без кислорода, но рисковать ради личных интересов? – буду решать уже по ходу, имею ли я право? В этом случае появляется вероятность простудить горло, а если я выйду из строя, значит, нас уже будет не 13, а 12. Команде придётся работать больше.

Тут надо всё взвешивать, насколько обоснованы личные амбиции, желание подышать без кислорода наверху и необходимость работать с полной отдачей на том участке, который тебе выпадет, всё нужно сбалансировать, тогда всё будет хорошо.

Психологически, не думаю, что будет тяжело. Существует мнение, что когда в команде собираются великие — а здесь я вижу звёзды российского альпинизма – управлять ею очень трудно. Каждый имеет своё мнение, отстаивает его и так далее… Возможно, что у руководства будут проблемы с управлением командой, не исключено, но задача сама, сама цель, надеюсь, скорректирует амбиции кого-либо отдельно, как личности, и повернёт нас всех работать на команду.

Уже ясно, что вероятность того, что большинство из нас поднимется наверх по этому маршруту, минимальная. Поэтому мы должны осознавать, что это будет двойка или четвёрка, максимум. Если повезёт – вшестером. Все остальные будут работать для реализации этой дороги, этого пути, русского пути на Северную стену. Это психологический момент, который, возможно, будет оказывать теневое влияние на ход событий.

Технический? Технически маршрут очень сложный. Настолько сложный, что я даже не хочу сейчас его оценивать по каким-то параметрам. Отношение должно быть очень простое – мы идём туда жить, жить 100 дней, в хорошей команде, с хорошими людьми, и пытаться реализовать хорошую идею. Только и всего. Остальное будет зависеть от многих факторов, в том числе от погоды. Была бы погода, мы-то выложимся и покажем всё, что мы можем, может быть даже и чуть-чуть больше, поскольку здесь практически все профессионалы, своё дело знают. А там уже, как сложится.

По тактике: поскольку маршрут комбинированный – есть и простые протяжённые участки — это высотное восхождение, но имеются достаточно крутые для высотного альпинизма участки вначале и, самое главное, наверху, перед вершиной, где никто из нас стену не щупал, внизу ребята проводили разведку, представляешь, с чем столкнёшься. Вот, две технические вещи.

Ночёвки. С ночёвками вроде придумали, как устраивать промежуточные лагеря. Платформа — нереально, поскольку тяжело. Мы взяли рыболовные сети, будем прибивать их к стене, забивать это пространство снегом, замораживать и на эту площадку будем ставить палатки.

Единственно, лично я не очень хорошо знаком с лавинной ситуацией на этой части стены, насколько стена, базовый и промежуточные лагеря защищены от снегопадов. Это я хочу по дороге уже посмотреть, понаблюдать за маршрутом. Средний пояс, если вы видели, снежный, белый весь, есть места довольно большого накопления снега, это мне не нравится в маршруте. Я скальный альпинист, технический, и пришёл сюда работать именно на скальных участках, там, где чисто высотные альпинисты не работают, поэтому везём с Пашей Шабалиным всю необходимую технику. Юра Кошеленко, и, в принципе, больше половины команды имеют прекрасный опыт работы на крутых участках, это позволяет надеяться, что при определённых условиях, погоды и проч., у нас есть шанс сделать этот маршрут.

Самая большая проблема? – семейная , чтобы семья выжила здесь без меня .

Есть герои, которые должны провесить перила, а есть мудрые люди, которые должны по ним подняться — по возможности . Выдали два жумара, так что с двумя-то всяко можно подняться .

Кислород? Стена как бы, тяжело без него, думаю, будет. По классике я бы не взял…

Про допинги спроси нас – мы, как советские люди, отвергаем всякие абалитические препараты, анализы сдадим, не то, что эти футболисты и хоккеисты едят таблетки, чтобы поддержать своё здоровье и показать результат, мы будем работать исключительно на заводе “Кристалл” .

-Много, кстати, берёте с завода?

— Это военная тайна. Пусть иностранцы мучаются, сколько пьют русские на Северной стене .

Альпинизм. Виктор Козлов: Шансов на спасение у них не было!

Виктор Козлов – известный организатор и руководитель горных экспедиций, который в мае следующего года собирается начать новый штурм малоприступной горы К-2, дал эксклюзивное интервью «СС».

13-го УТРОМ НИЧТО НЕ ПРЕДВЕЩАЛО БЕДЫ

– Кого вы знали из кузбасской экспедиции лично?

– Почти всех, но лучше других – Юрия Утешева , Александра Фойгта и Петра Кузнецова . Могу сказать, что это Профессионалы с большой буквы. Они были одними из сильнейших альпинистов страны. Особенно Кузнецов, который принял участие в обеих моих экспедициях. В 2001 году мы первыми в мире покорили высоту горы Лхоцзе Средняя высотой 8414 м . А в 2004-м взобрались на Эверест по центру Северной стены – маршрут, который до нас никто не смог пройти. С сожалением должен признать, что таких ребят в нашей стране осталось совсем мало – не больше пятнадцати человек. Через три-четыре года они перестанут ходить на горы, а достойной смены пока нет.

– После распада Советского Союза правительство страны почти не поддерживает своих альпинистов. Если мы чего-то добьемся, нас, конечно, похвалят. Даже наградят орденами и медалями. Как в 2001-м, когда Путин поздравил мою группу с восхождением на Лхоцзе Средняя. Но добиться помощи в организации экспедиции от государства почти невозможно. Причем если в этих случаях мы стараемся находить спонсоров, то все тренировки альпинисты проводят за свой счет.

– После трагедии в Пакистане вы общались с кем-нибудь из уцелевших членов экспедиции?

– Со мной связывался Сергей Богомолов . Он, кстати, выполняет программу восхождения на все восьмитысячники мира и пока не покорил только две вершины – К-2 и Аннапурна. По его словам, 13 августа утром ничего не предвещало беды. К несчастью, решение о продолжении восхождения оказалось роковым, но никто не вправе судить за это наших ребят.

– Можно было как-то предугадать трагедию?

– Скорее ее можно было спровоцировать, случайно подрезав пласт снега. Но я не думаю, что в случившемся есть вина альпинистов. А предсказать стихию, тем более в горах, невозможно.

– Была ли хоть теоретическая возможность спасти группу Утешева?

– Ни малейшего шанса. Вы должны понимать, что на высоте свыше 8000 метров начинается «зона смерти». Вертолеты туда не поднимаются – их предел 6000 метров . Выжившие члены группы, естественно, пытались найти пропавших, но сделать это в тех условиях было почти нереально. К тому же имелась опасность повторного схода лавины, так что было принято решение спускаться в базовый лагерь. Чтобы отыскать людей на такой высоте, надо собирать полноценную спасательную экспедицию, но сделать это в сжатые сроки невозможно технически. Надо как минимум несколько дней, а за это время ни один человек на подобной высоте не выживет. Максимум можно продержаться сутки.

ГОРУ НЕЛЬЗЯ «КУПИТЬ»!

– Почему гора К-2 считается самой сложной в мире?

– Это самый северный восьмитысячник с тяжелыми погодными условиями, которые трудно предсказать, да и просто организовать экспедицию весьма трудно. Если в окрестностях Эвереста есть признаки цивилизации, а в район базового лагеря вообще возят на джипах, то у подножия Чогори люди практически не живут. А на стартовую точку экспедиции надо добираться пешком в течение нескольких дней. С этим связан и тот факт, что на К-2 не организуют коммерческие экспедиции, как на Эверест. То есть нельзя заплатить деньги за то, чтобы тебя с максимально возможным уровнем комфорта по заранее проложенной трассе доставили на вершину. Кстати, в таких экспедициях особенно часто гибнут люди. Гору нельзя «купить»! И нельзя покорить – можно только попросить, чтобы она пустила тебя на вершину и, главное, чтобы отпустила назад.

– Можете представить, что чувствуют сейчас выжившие члены экспедиции?

– Не знаю. Я видел смерть в горах, но в моих экспедициях люди, к счастью, не гибли. Могу только сказать, что Серега Богомолов – кремень, он наверняка не сломается.

– А что толкает людей рисковать жизнью, взбираясь на вершины гор?

– Надо понимать, что альпинизм – это не совсем спорт. Это не футбол и не хоккей, где спортсмены выступают при заполненных трибунах. У альпинистов все по-другому. Когда ты один на один с собой далеко в горах за пределами цивилизации, остаешься наедине с Богом. Никто не осудит тебя, если ты отчаешься и решишь повернуть назад. Никто не похвалит, если продолжишь свой путь. Нам этого и не надо. Альпинизм – это образ жизни. И еще – патриотизм. Независимо от наличия поддержки государства, мы всегда берем с собой российский флаг. И каждый раз обнимаемся на вершине, радуясь, что снова стали лучшими в мире. Жаль, что группе Утешева не удалось сделать этого на вершине К-2.

ИЗ ИСТОРИИ ПОКОРЕНИЯ К-2 (ГОДВИН ОСТЕН, ЧОГОРИ), ВЫСОТА 8611 М

Слава покорения второй высочайшей вершины мира принадлежит итальянцам. В 1954 году итальянский профессор Ардито Дезио организовал экспедицию на К-2. Он очень строго подошел к отбору участников. После тестирования барокамерой и тренировочных восхождений в массиве Монблан из 21 претендента было отобрано 10. На вершину взошли двое. Примечательно, что имена Лино Ласедели и Ачилле Компаньони держались в тайне до самого возвращения экспедиции в Италию. Дезио хотел, чтобы почести достались каждому члену экспедиции, ведь успех был достигнут благодаря работе всей команды.

КОЗЛОВ НЕ СОБИРАЕТСЯ ОТКАЗЫВАТЬСЯ ОТ ЭКСПЕДИЦИИ НА К-2

Виктор Козлов прилетел в Пакистан вместе с командой Юрия Утешева , чтобы исследовать местность для своей предстоящей экспедиции.

– Мы планируем восхождение на К-2 в мае следующего года, – сказал он корреспонденту «СС». – Но не по классическому (самому простому пути. – Прим. ред. ), а по Западной стене. До нас никто даже не пытался здесь ходить. Кстати, в нашей группе сильнейших российских альпинистов должен был быть и Петр Кузнецов . Восходить на гору я пока не собирался, и в июле покинул базовый лагерь. К моменту трагедии все иностранные группы альпинистов уже прекратили попытки взобраться на вершину К-2, испугавшись наступающих холодов. Осталась только экспедиция под руководством Утешева, решившая довести дело до конца.