Виктор Косичкин Конькобежец биография

Заслуженный мастер спорта СССР, олимпийский чемпион, абсолютный чемпион мира и Европы, абсолютный чемпион СССР и девятикратный чемпион страны, почетный гражданин города Рязани

Родился 25 февраля 1938 года в деревне Ложки Рязанской области. Родители – Иван Яковлевич и Матрёна Михайловна. Супруга – Галина Алексеевна. Дети: Дмитрий (1962 г. рожд.), Сюзанна (1966 г. рожд.), Алексей (1985 г.рожд.), Ангелина (1986 г. рожд.). Внуки: Линда (1991 г. рожд.), Данила (1992 г. рожд.) и Лейлани Джой (2002 г. рожд.).
Родители Виктора – крестьяне, в семье было 14 человек. Жили бедно, почти голодали. Все дети с измальства работали в поле, помогая старшим. Отец был призван на советско-финляндскую войну, потом прошел Великую Отечественную, после тяжелого ранения три года лечился в Омском госпитале. Так с осколком и вернулся домой.
Виктор в 13,5 лет стал учеником токаря. Спортом он начал заниматься только потому, что нужно было летом бегать для «зачета массовости», чтобы не подвести рабочий коллектив. Осенью 1956 года 18-летнего Виктора спросили: «А на коньках умеешь кататься?» — «Так…чуть-чуть», — ответил юноша. Попробовал выйти на лед. Что-то получилось сразу: во всяком случае, не упал… Его заметила тренер Клавдия Андреевна Гуськова. Она смогла всего за один сезон довести новичка до звания мастера спорта. А потом его увидел главный тренер сборной страны Константин Кудрявцев.
Виктору очень хотелось славы. Он мечтал, чтобы его имя стало известно во всей стране. Что это было? Тщеславие, мальчишество? Хорошо это или плохо, если человек стремится к славе? Наверное, хорошо, потому что Косичкин доказал всем «кто есть кто». Он добился всего, о чем может мечтать скороход: он и чемпион страны, и рекордсмен, и олимпийский чемпион, и абсолютный победитель первенств мира и Европы.
Он хотел славы и тренировался во имя этой славы ожесточенно. Ровесники, глядя на него, говорили: «Коса не спортсмен». Косичкин знал, что о нем говорят, но ему было абсолютно безразлично мнение окружающих. Он верил в себя. Он ворочал на тренировках тяжеленную штангу. Если он бегал кросс в лесу, то ни разу не срезал угла, пробегая всю дистанцию. Упрямство, одержимость и полная, вдохновенная самоотдача тренировкам – вот с чего начинался взлет Косичкина.
Поначалу члены сборной страны не верили, что из него выйдет спортсмен экстра-класса. Виктора открыл гениальный тренер Константин Кудрявцев. Были какие-то соревнования, лил дождь, лед превратился в кашу. И на длинных тощих ногах, как журавль, шел (даже нельзя сказать – бежал), шел по кругу Косичкин. Что можно было увидеть в его беге! Можно ли было понять, что это бежал будущий чемпион мира? Кудрявцев восхищенно сказал тогда еще двукратному олимпийскому чемпиону Евгению Гришину: «Это бежит олимпийский чемпион – вот посмотришь!»
Через год Косичкин был уже сильнейшим стайером страны. На первенстве мира в Давосе-60 он сумел занять третье место на дистанции 5 тысяч метров. Он сказал друзьям: «На Олимпиаде у меня будет “золото”! Только “золото”»/ Я бегу пять километров в день своего рождения. Я могу или не могу сделать себе золотой подарок?»
Ждать пришлось лишь несколько дней. Конькобежцы летели на Американский континент в ужасных условиях: сначала несколько часов через Атлантический океан, потом из Нью-Йорка через всю страну в Сан-Франциско, потом еще ехали на автобусах. Приехали в Скво-Вэлли (Долину Индианок) совершенно разбитые. Мысль была лишь одна – спать! Все бросились на кровати. Как убитые, провалялись часов одиннадцать. Разбудил всех удивленный возглас Олега Гончаренко: «Ребята, а Коса уже два раза тренировался!»
Никто не поверил, все начали возмущаться Олегом, который не дал им доспать и прийти в себя. «Какая может быть тренировка после каторжной дороги? Нужно еще день-два приходить в себя», – подумал каждый.
И каково было их изумление, когда в комнату, румяный и немного уставший, вошел Виктор Косичкин. Он, оказывается, и в самом деле успел два раза потренироваться. Откуда у него взялись силы, сказать трудно. Можно лишь сейчас, задним числом, утверждать, что сразу же по приезде в Скво-Вэлли Виктор почувствовал под собой Американский континент, на котором он обещал победить
Виктор показывал на тренировках невиданные по тем временам скорости. Однажды он бежал 3 тысячи метров, значительно опережая график мирового рекорда. И тогда Кудрявцев, руководивший подготовкой Виктора к Олимпиаде, вынужден был тормозить бег Косичкина. Тренер даже вышел на лед и запретил своему ученику продолжать бег.
Накануне старта Виктора на 5 километров Виктор сидел с Евгением Гришиным в олимпийской столовой. Они говорили о завтрашнем поединке Косичкина с Песманом и Юханнесеном. Голландец Ян Песман по праву считался фаворитом в Скво-Вэлли. И его особенно опасался Косичкин.
Вдруг в столовой к столику Косичкина и Гришина подошел телекомментатор Николай Озеров. Он был встревожен: «Я узнал завтрашнюю жеребьевку».
Косичкин в это мгновение держал на весу ложку с супом. Услышав слово «жеребьевка», он не донес до рта ложку и посмотрел на Озерова. Николай Николаевич поинтересовался: «Сказать? Косичкин бежит в паре с Песманом!»
Как только Виктор услышал эту фразу, он бросил ложку, резко встал и вышел. Гришин хотел броситься за ним, не оставлять же одного накануне олимпийского старта, но потом раздумал: а ведь сильному человеку в минуту сомнения никто не нужен. Пусть обдумает все один. Если он боится Песмана, пусть прямо скажет себе: «Боюсь! Но не думаю проигрывать!» Пусть поищет варианты победы.
Если он ждал именно поединка лицом к лицу, то надо еще тщательнее взвесить сильные стороны соперника и слабые черты своего характера. Почему же он бросил ложку – испугался или нет? Хотелось или не хотелось ему встретиться с фаворитом? Поведение Виктора показывало, что ему не понравилась жеребьевка. Сумеет ли он перебороть себя?
Виктор не приходил ужинать. Где он был, никто не знает. Как он спал, и спал ли он, никто не помнит. На старт Виктор вышел утомленный. Это чувствовалось даже при беглом взгляде на его фигуру. Неужели он перегорел?
Виктор начал бег очень резко. И всем показалось, что он не выдержит до финиша. Ян Песман не уступал Виктору очень долго. Но потом вдруг скис, сломался. Косичкин, наращивая скорость, уносился к победе. А Ян Песман еле-еле переставлял ноги – настолько неожиданная тактика Косичкина выбила его из седла. К слову сказать, с тех пор Песман бросил коньки. Виктор наглядно доказал ему бесперспективность попыток взойти на вершину Олимпа. Косичкин сдержал слово, данное самому себе: он сделал себе подарок к дню рождения, став олимпийским чемпионом.
Вот он какой, Косичкин! Человек, так жадно стремящийся к славе и умеющий работать во имя ее. В 1961 году Косичкин буквально разгромил всех многоборцев на первенстве Советского Союза. Такого отрыва чемпиона СССР от второго призера еще не помнила история отечественных коньков: Меркулов оказался на 4 очка сзади, а третий призер, Стенин, – на 5,5. После соревнований чемпион мира Борис Стенин еле-еле дошел до раздевалки. Он был утомлен и разбит. Стенин признался: «Надо снять коньки, забросить их и больше никогда не выходить на лед. У Косичкина практически не может быть конкурентов».
Так Виктор был феноменально подготовлен. Он был весь во власти борьбы, жаждал победы, и для него не существовало ни тупых коньков, ни скверного льда, ничего – только он и Победа!
Абсолютное первенство мира 1962 года было запланировано в Москве, в Лужниках, на самом главном стадионе страны. Косичкин считал, что тот, кто его выиграет, станет самым популярным конькобежцем в истории страны Ведь он победит дома! Когда наши скороходы соревнуются в Скандинавии, свои зрители их не видят. А здесь сто тысяч болельщиков, телевидение донесет твой портрет до Камчатки. Вся страна узнает и полюбит!
Виктор дал себе слово, что именно он станет в Москве чемпионом мира!
Незадолго до старта Виктор разнервничался – ему вдруг перестали нравиться его коньки. Он перепробовал несколько новых пар, но все их отвергал. С коньками обычно мудрят люди, у которых пропадает ход. Тогда Гришин предложил Виктору выступить на его отличных норвежских коньках. Они подошли Виктору. На них-то он и примчался к своей замечательной победе.
По жребию ему выпало бежать 10 тысяч метров после своих основных конкурентов. Виктор лежал в раздевалке бледный и безвольный. Он ждал жеребьевки. Наконец Кудрявцев выпалил: «Тебе повезло, Вить! После Ван дер Грифта бежишь!»
Косичкин вскочил с раскладушки, подпрыгнул, замахал руками: «Я чемпион мира! Я чемпион мира! Я победил в Москве!»
Он считал, что он чемпион мира, а ему нужно было еще пробежать эти длинные, эти трудные, эти каторжные 25 кругов. Попробуй пробеги!
После феноменальной победы Косичкина наши конькобежцы 22 года не могли подняться на высшую ступень пьедестала почета в классическом многоборье.
Он стал-таки чемпионом мира!
Конькобежный мир никогда не видел зрелища более торжественного, чем чествование Виктора Косичкина в Лужниках. По дорожке ехал венок. Лавровый венок казался таким большим, что за ним не было видно Виктора. Горели люстры прожекторов. Бегали киношники.
Долго еще над стадионом вспыхивали фейерверки. Но это все было запланировано программой. А вот когда, как по команде, на трибунах зажглись десятки тысяч факелов (это зрители подожгли газеты и программки), то даже видавшие виды пожарные долго стояли в оцепенении с открытыми ртами, прежде чем, осознав опасность подобной иллюминации, забегали по трибунам.
Это был апофеоз блестящей спортивной карьеры одного из лучших представителей советской школы конькобежного спорта.
В Москве хоть и стоял 27-градусный мороз, трибуны Лужников собрали 103 тысячи болельщиков (столько не собиралось даже на матчах сборной страны по футболу). И все пришли смотреть на Косичкина.
В 1964 году Косичкин должен был снова стать олимпийским чемпионом. Но Виктора тогда загоняли на тренировках. В тот олимпийский год Виктор выполнял такие объемы работы, которые и сегодня еще многим скороходам не под силу. Он старался, очень хотел победы! Но судьба распорядилась по-иному. Вместо того чтобы бежать быстро, Виктор потерял скорость. Но он не показывал своей слабости, старался выглядеть гордым. Он был сломлен физически, но тем не менее оставался грозным бойцом, которому, по его расчетам, необходимы были лишь десять дней для нового взлета. Десять дней – и все станет на свои места.
Когда он немного отдохнул, то сумел стать вторым многоборцем мира в 1964 году, лишь немного уступив олимпийскому чемпиону Кнуту Юханнесену. Уступив?! Нет, это неточное слово. Фортуна в тот день улыбнулась норвежцу: Кнут бежал после Косичкина и знал раскладку по кругам своего основного противника.
После окончания спортивной карьеры Виктор Иванович целиком сосредоточился на учебе в Академии МВД, он стремился получить крепкое юридическое образование.
Тренер Гуськова не могла смириться с тем, что ее любимец отошел от коньков. Она предложила ему поработать с десятью перворазрядниками. И Виктор сумел добиться того, что все они к концу зимы выполнили нормативы мастера спорта. Косичкину предложили оформить документы и начать тренерскую карьеру, но одновременно назначили заместителем председателя Московского городского совета «Динамо». На этой должности он проработал до выхода в отставку в звании подполковника.
В.И. Косичкин награжден орденом Трудового Красного Знамени, знаком «Почётный динамовец». Он почётный гражданин города Рязани.

Феномен Виктора Косичкина

За Олимпийскими играми 1960 года я следил вполне осознанно. Мне было уже почти 13 лет, много читал о спорте в газете «Советский спорт» и журнале «Физкультура и спорт», так что, как и большинство послевоенных пацанов, желал побед нашим спортсменам. К этому времени я уже был обладателем старенького буклета про Олимпиады 1956 года, читал об успехе нашего конькобежца Евгения Гришина на тех Олимпийских играх, и был горд, когда он снова выиграл две дистанции в беге на коньках – 500 и 1500 метров на следующей Олимпиаде. Это ожидалось, Евгений был быстрейшим в мире, что он доказал на соревнованиях после Олимпиады, впервые пробежал 500 метров быстрее 40 секунд – 39,6 сек. А вот успех еще одного бегуна на коньках Виктора Косичкина в беге на 5000 метров, был неожиданным, как и его серебряная награда в конькобежном марафоне – беге на 10000 метров.

После этого я стал следить за Виктором Косичкиным. Думаю, я был не менее его рад, когда он стал абсолютным чемпионом мира в многоборье, и где – в Москве, когда за него пришли болеть сто тысяч болельщиков на стадион «Лужники». Сейчас такое количество болельщиков на футбол в России не ходят, а тут пришли, не испугавшись ни мороза, ни ветра. И не зря пришли – именно нашему спортсмену на шею был одет лавровый венок чемпиона мира.

Олимпийский чемпион по конькобежному спорту Виктор КОСИЧКИН встал на коньки совершенно случайно. 14-летним парнем, чтобы хоть как-то прокормить семью, он пошел работать на автобазу МВД. К крепкому деревенскому парню с просьбой о помощи: пробежать кросс, отстоять честь организации на лыжах или в стрельбе — часто обращался физрук. Однажды он попросил Косичкина пробежать за динамовский райсовет 500 и 1500 метров на коньках. Хотя до этого Виктор Иванович ни разу не стоял на коньках, он пробежал обе дистанции, ни разу не упав, и даже выполнил норматив 3-го разряда.

Виктор Косичкин родился 25 февраля 1938 года в селе Мошки Рыбновского района Рязанской области. В семье Ивана Яковлевича и Матрены Михайловны Косичкиных он был тринадцатым ребенком. Четверо старших детей умерли от голода в гражданскую войну. Еще трое не перенесли голод начала тридцатых.

Вот что рассказывал Виктор корреспонденту газеты «Советский спорт» впоследствии:
— Закрою глаза и вижу стол, а на нем каравай ржаного хлеба, — вспоминает Виктор Иванович. — Мама нарезает ломти, бережно раскладывает сначала отцу, потом нам, детям. Ладонью сгребает крошки и высыпает их на ломти. Иногда на столе появлялась кубышка парного молока. Но такое бывало только по торжественным дням. Вкус ржаного послевоенного хлеба ощущаю до сих пор.

— А когда семья перебралась в Москву?
— Вскоре после войны. Мой отец Иван Яковлевич ушел воевать в 1940-м, в финскую, а вернулся в 47-м, уже после Великой Отечественной. Два года после контузии отец провел в госпиталях. В деревне было трудно жить, и мы решили перебраться в Москву. В столице ютились на восьми квадратных метрах в коммунальной квартире. Жили не очень-то сытно. Родители были в вечных заботах о хлебе насущном. Мы оказались по существу предоставленными самим себе. Недосыпали, недочитывали, недоучивались, но не сломались, не затерялись. Мне кажется, я мог бы стать неплохим музыкантом. Мальчишкой, уже в Москве, играл на альте и трубе в детском оркестре при Доме культуры. Но музыкантом не стал. Как-то руководитель оркестра заставил нас играть на похоронах, а потом по-братски рассовывал нам по карманам замусоленные трешки за работу. Так свою раннюю любовь к музыке я похоронил у кладбищенской ограды.

— Как вы стали конькобежцем?
— На самом деле вместо коньков мог бы избрать велосипед. С горящими от нетерпения глазами бегал в секцию на «Динамо», тренировался до седьмого пота. Но гонщиком не стал. Как-то на соревнованиях умчался от группы в одиночку, пересек финиш и привел этим в ярость тренера. Оказывается, победить должен был его любимец, которого он «сватал» в молодежную сборную, а я поломал все их планы. За это тренер выставил меня за дверь.

После семилетки пошел в ученики токаря на автобазу, чтобы помогать семье. Там моим учителем стал футбольный вратарь. Однажды взял меня за руку и силой отвел в райсовет «Динамо» на Кузнецком мосту. Мне шел восемнадцатый год, и в секцию меня брать не хотели. Но пока я сгорал со стыда в приемной, учитель мой сломил сопротивление председателя райсовета, и тот чиркнул записку тренеру-общественнику по конькам Клавдии Андреевне Гуськовой. Почему именно ей, конькобежному тренеру, не знаю.

— Она и научила вас бегать на коньках?
— Клавдия Андреевна не только научила меня бегать на коньках, но и преподала урок человеческой мудрости, честности и оптимизма. Каким удивительным человеком она была! Я уже был чемпионом страны, впереди маячили олимпийское «золото» и лавровый венок чемпиона мира. Она вполне могла предвидеть такой ход событий, извлечь из этого немалую выгоду для себя. Но вместо этого привела на тренировку Константина Константиновича Кудрявцева, тогдашнего тренера олимпийской сборной страны. Сказала: «У этого парня талант. Возьмите его к себе. Большему я научить его не могу». Считаю, что это было высшим проявлением педагогической этики.

— Что за спортивную карьеру вам особенно запомнилось?
— Март 1958 года. Свердловск. Стадион «Динамо». Дистанция — пять тысяч метров. В ту пору искусственного льда у нас не было, забеги на всесоюзных чемпионатах начинались поздно вечером и затягивались порой до рассвета. В двадцать три ноль-ноль пробежал Олег Гончаренко — непобедимый тогда стайер, первый наш чемпион мира. Показал 8.26,7, и никто из его основных соперников превзойти это время не смог. Ни Борис Стенин, ни Роберт Меркулов, ни Владимир Шилыковский. После этого лидеры уехали спать в гостиницу. Нелепо им было опасаться дебютантов, что бежали в последних парах по изрезанному льду.

— А вы были среди новичков-перворазрядников?
— Да. Стартовал лишь в половине четвертого ночи. А через 8.26 был на финише. Ресницы в инее, сосульки на небритом подбородке, глаза навыкате от усталости. Главный судья чемпионата долго не мог поверить ни секундомеру, ни своим глазам, а потом, когда окончательно стало ясно, что я обыграл самого чемпиона мира, подошел ко мне и, хотя выдавать свои эмоции арбитрам не положено, крепко пожал руку. Гончаренко узнал о поражении только утром. Был страшно удивлен и разозлен. Разбил меня в пух и прах на дистанции 10 000 метров. Но это нисколько не омрачило мое радостное настроение.

— Виктор Иванович, чем можно объяснить «феномен Косичкина»?
— Объясняли его кто природными данными, кто самобытным стилем бега, кто упрямством. Все это было верно. Хотя никаким суперменом я не был: рост — 184 сантиметра, вес — 76 килограммов. Данные вполне обычные для многоборца. Главное состояло в том, что раскрыть свои лучшие качества, утвердить себя мне помогли люди, которые по штатному расписанию педагогами не значились. Но, по сути, по складу характера, были педагогами в высшем смысле этого слова. Позже в некоторых спортшколах была введена должность тренера-преподавателя и тренера-педагога. Одним только этим подчеркнули прямую ответственность учителя за воспитание своих учеников.

— В команде образца пятидесятых-шестидесятых годов у Константина Кудрявцева было столько звезд, сколько не было ни в одной команде.
— Но никто из нас никогда не искал для себя привилегий, выгод. Отношения в команде были открытые, поистине товарищеские. Тренировались в охотку, весело, с юмором. Себя мы, сборники, в шутку именовали «мамлюками» (так когда-то называли арабских воинов-рабов), а Кудрявцева — «Костей-пашой». Этим как бы подчеркивалось подчинение тренерским идеям, интересам команды. И если кто-то нарушал закон, будь то на льду или вне его, — того ждало суровое наказание. Заслуги и титулы в зачет не шли. Так, например, случилось однажды с Рафаэлом Грачом. По решению общего собрания он был отчислен из команды за драку, а ведь Грач был сильным спринтером, серебряным призером Олимпиады и на очередном чемпионате мира мог рассчитывать на медаль.

— В 1960 году на Олимпиаде в американском Скво-Вэлли вы сделали себе самый лучший и дорогой подарок на день рождения: в беге на 5000 метров завоевали золотую медаль!
— Именно. Я стартовал как раз в свой день рождения. Мне исполнилось 22 года. А через день к этой награде прибавил еще одну, серебряную — на дистанции 10 000 метров. Так была покорена самая желанная для спортсмена вершина. И все же победа, которая пришла ко мне через два года, возможно, значительнее и памятнее. Это чемпионат мира 1962 года. Переполненные трибуны стотысячных Лужников. Яркий свет факелов. У меня на шее — лавровый венок. Ребята и тренеры несут меня на руках в огромной чаше бушующего стадиона. Я первый на всей планете! Миг торжества, миг победы на чемпионате мира — первом в нашей стране и потому особенно дорогом.
— Но с этой победой связаны и трагические обстоятельства?
— После первого дня я захватил лидерство по сумме двух дистанций. Уставший и какой-то опустошенный, возвращался на автобусе с доктором Савелием Мышаловым в подмосковную Баковку, на тренировочную базу сборной страны. Не на шутку разыгралась метель. Едва свернули с трассы, автобус безнадежно застрял в сугробе. Пытались его вытащить своими силами — не вышло. Что делать? Полночь, сидим в снегу, а до базы несколько километров. Мышалов настоял, чтобы я пешком отправился в Баковку — мне необходимо выспаться перед завтрашними стартами, а сам остался с шофером ждать помощи. В легкой курточке, еще не остыв от жаркой схватки в Лужниках, я ушел в снегопад. Еле волочил ноги. Но скрипел зубами и шел — другого варианта у меня не было.

На утро почувствовал себя разбитым, с ватными ногами. Поднялась температура, но об этом решил никому не говорить. Даже врача Мышалова обманул. Сказал, что самочувствие в норме. Доктор осмотрел меня, померил давление, покачал головой, но ничего не сказал. Да и что было говорить — до старта оставались считанные часы. Соревнования начинались в 13.00. Заблаговременно вызвали автобус. Отправились в Лужники. По иронии судьбы снова завязли в снегу и примерно в том же месте, что и накануне. Ничего не оставалось, как идти пешком до шоссе, ловить попутку. Времени было в обрез. К счастью, каким-то чудом автобус все-таки удалось вытащить из снега, и мы успели на каток. Впритык, к началу стартов.

Разбитый, безучастный, лежал я на массажном столе, а в голове роились грустные мысли. Смогу ли в таком состоянии дойти до заветной цели? И тут в раздевалку зашел Кудрявцев, покосился на меня и, как бы между прочим, бросил: мол, Ван дер Грифт узнал про твою историю с автобусом. Сказал, что теперь возьмет тебя голыми руками. Правда это была или лукавил «Костя-паша», не знаю, но разобрала меня страшная злость. Не на голландца Ван дер Грифта, моего основного конкурента. Злость на самого себя. Как же это я мог позволить себе скиснуть, смалодушничать, хоть на мгновение усомниться в том, что дойду до заветной цели? Ведь на меня рассчитывала команда, за мной была вся страна, а я? С каждой минутой все больше распалялся. Мой друг Евгений Гришин, знаменитый чемпион, видя мое состояние, сказал с улыбкой: об одном прошу — лед не растопи! В итоге я победил.

— В шестидесятые годы вы пробивали идею сооружения искусственных конькобежных дорожек.
— Было дело. Обивал пороги всевозможных кабинетов, уговаривал спортивных чиновников. И искусственные дорожки появились. На них выросли новые звезды. Недавно в Москве построили лучший в Европе конькобежный стадион, где уже прошел второй в нашей стране чемпионат мира по конькам. Так что лед тронулся!

Виктор Косичкин, стайер, в мировую конькобежную элиту со скоростью кометы. В 1958 году его еще никто не знал, а в 1960-ом он стал олимпийским чемпионом. По сути, на вершине Олимпа продержался всего два года, но за это время успел выиграть все существующие высшие награды в классическом многоборье.

О нем рассказывают удивительные истории. Будто выиграл две олимпийские медали в….женских колготках. Будто женился на иностранке с благословения… председателя Президиума Верховного Совета СССР. Будто его дочь имела титул «Мисс Европа», а сам он был внебрачным сыном народного артиста СССР Михаила Жарова. Будто перед победным для него чемпионатом мира 1962 года к нему сам председатель Спорткомитета СССР Николай Романов приезжал на поклон, уговаривая выйти на старт…

Где тут быль, а где небыль, корреспонденту Sovsport.ru рассказал сам Виктор Иванович незадолго до своей смерти

– Я стал олимпийским чемпионом в день своего 22-летия. Первый самый дорогой подарок в тот день получил утром в столовой от… комментатора Николая Озерова. Им стало сообщение, которое он принес с жеребьевки. Подошел к нашему столу и так, как бы, между прочим, говорит, обращаясь к Гришину: « Узнал результаты жеребьевки». У меня ложка у рта остановилась, когда я услышал слово «жеребьевка». «Сказать?» – продолжал тянуть жилы Николай Николаевич, глядя на Романыча. «Говори», – разрешил тот. «Косичкин бежит в паре с Яном Песманом…».

Как только я услышал это, бросил ложку и ушел из столовой. Сердце колотилось – я понял, что это подарок судьбы. Голландец прилетел в Скво-Вэлли в ранге действующего чемпиона и рекордсмена мира, правда, на дистанции вдвое длиннее – 10 000 метров, но сразу понял: если обыграю его в очном споре, стану олимпийским чемпионом.

Три первых круга мы прошли, что называется, ноздря в ноздрю. Меня так и подмывало уйти в отрыв, поскольку чувствовал себя прекрасно, но Кудрявцев, который вел меня по дистанции, все время сдерживал: «Беги тише!». И я, выполняя указания, берег силы. И, вдруг, вижу, что Песман как-то резко сник, сломался. Кудрявцев тоже это увидел. Пробегаю мимо него, а он молчит – я понял: это сигнал к тому, что пора наращивать скорость. Ну, и рванул вперед, навстречу олимпийской победе. В том забеге правильно выбранной тактикой я сломал голландца не только физически, но и морально (после Олимпиады он больше не выходил на дорожку). А когда начал отмерять последние метры, вдруг, услышал, как трибуны дружно запели: «Happy birthday to you». Откуда они только узнали, что у меня день рождения?

Через два дня мог выиграть и «десятку». Но мне не повезло с оппонентом в паре. Не помню, то ли китаец, то ли кореец, в общем, кто-то из азиатов. Я его на пять кругов обошел и всякий раз, когда догонял, приходилось оббегать по внешней дорожке, поскольку он абсолютно ничего не слышал. А, может быть просто не хотел слышать – тактика была такая? На кого-то, может, работал? В итоге я уступил чемпиону, норвежцу Кнуту Юханнесену, всего три секунды, притом, что он пробежал с новым мировым рекордом.

Когда вернулись домой, нас, олимпийских медалистов, собрали в Центральном шахматном клубе СССР на Гоголевском бульваре, где произошел эпизод, который я запомнил на всю жизнь. В то время председателем Всесоюзной федерации конькобежного спорта был народный артист СССР Михаил Жаров, известный по таким фильмам, как «Путевка в жизнь», «Петр Первый», «Медведь», «Иван Грозный», а впоследствии – ролью милиционера Анискина в «Деревенском детективе». Про него рассказывали, что однажды где-то на юге он встретил Сталина, и тот ему сказал: « А я вас знаю». «Конечно, – ответил Жаров, – меня все знают…».

Я тоже его, естественно, знал. Поэтому не обиделся, но, мягко говоря, опешил, когда, пробегая мимо него по парадной лестнице, вдруг, услышал: «Стой, пацан!». « Что случилось?» – спрашиваю. « Ты откуда родом? Где родился?» – вижу неподдельный интерес в его глазах. «В Рязанской области, в деревне Мошки», – отвечаю. «Жаль! А та-а-ак похож!», – разочарованно протянул он и пошел дальше. Когда потом рассказывал об этом друзьям и знакомым, они все в один голос говорили, что я, действительно, очень похож на молодого Жарова. Отпускали, естественно, по этому поводу ехидные шутки…

За год до Олимпийских игр -1960 в Скво-Вэлли старшему тренеру нашей сборной Константину Кудрявцеву, постоянно думавшему о том, как во время бега уменьшить сопротивление встречного воздушного потока, пришла в голову идея, сшить беговой комбинезон из…шелкового государственного флага СССР. С капроном и нейлоном в стране тогда была большая напряженка, поэтому мы бегали в шерстяных костюмах. Решено – сделано. Комбинезон пошили, предварительно перекрасив кумачовый атлас в черный цвет. Но экспериментировал в нем Кудрявцев недолго, потому что кто-то все-таки разглядел на нем закрашенную государственную символику и настучал куда следует. Константина Константиновича вызвали на Лубянку, пропесочили, как следует, но, к счастью, более серьезных мер применять не стали…

«Костюм» после этого бесследно исчез, но идея обтекателя осталась и покоя Кудрявцеву не давала. И вот в Давосе, где за полторы недели до Олимпийских игр проходил чемпионат мира по классическому многоборью, он увидел в магазине дамские колготки, капроновую водолазку и предложил нам с Евгением Гришиным купить их, и в таком «авангардном» костюме бежать в Скво-Вэлли. Мы не стали долго себя уговаривать. Там же в Давосе этот комбинированный комбинезон опробовали и поняли, что лучшей обтекаемой формы придумать трудно. В нем и бежали по очереди на Олимпиаде, выиграв на двоих три золотые медали и одно серебро!

В 1962 году чемпионат мира должен был после семилетнего перерыва снова пройти в Москве, и это обстоятельство придавало особый настрой на сезон, который открывался чемпионатом Европы в Осло. Готовясь к нему, я в составе команды отправился на заключительный сбор в Алма-Ату. Все складывалось, как нельзя лучше и, вдруг, новость, которая меня буквально убила: я не лечу на чемпионат Европы! Причем, об этом я узнал абсолютно случайно, лежа на массажном столе в раздевалке. Расслабился под умелыми руками массажиста, слушая краем уха выпуск спортивных новостей по радио и, вдруг, слышу: « Учитывая, что чемпионат мира в Москве значительно важнее европейского и в целях лучшей подготовки к нему, принято решение не посылать на чемпионат Европы нашего лучшего стайера Виктора Косичкина и организовать для него на этот период индивидуальный сбор с привлечением медиков, массажистов и научных работников». В объявленном составе делегации не было также Кудрявцева, который по совместительству являлся моим личным тренером, и врача сборной Савелия Мышалова.

Это я потом узнал, что явилось истинной причиной для такого решения, а сначала был шок. Пропускать чемпионат Европы, такие же представительные соревнования, как и чемпионат мира (тогда все сильнейшие конькобежцы жили в Европе), никак не входило в мои планы. Сказать, что я обиделся, значит, ничего не сказать. Готов был рвать и метать, не желая понимать, почему меня, главного претендента на золото, вывели из команды.

В тот же день улетел в Москву. Желание было одно: послать все к чертовой матери и скрыться от всех с глаз долой в своей однокомнатной квартире, которую получил за победу на чемпионате Европы 1961 года. Тогда я всерьез думал о том, что на этом с конькобежным спортом покончено. Помню, дома со всей дури и злостью на весь белый свет швырнул в бетонную стену свои любимые боевые коньки, на которых выиграл Олимпийские игры. В итоге один конек погнул, другой вообще сломал, а на стене потом еще долго оставался след от этого «исторического» броска.

А настоящей причиной такого решения руководства, стал мой несостоявшийся роман с одной особой, с которой я имел несчастье познакомиться в Прибалтике за несколько лет до этого. Вернее, заявление ее мамаши, жены полковника, обвинившей меня в аморальном поступке, недостойном советского спортсмена. Цель была очевидна: женить меня на своей дочери. Они даже попытались воздействовать на меня через мою маму, которую тоже втянули в эту историю. Закончилось все это тем, что я напрямую спросил у той, кто обвинил меня в аморальном поведении: «Сколько я тебе должен?». Она ответила: «Триста рублей». Я отдал и больше меня по этому поводу никто не тревожил.

Но это случилось потом. А поначалу, не разобравшись в ситуации и не принимая во внимание мои доводы, доказывающие, что это ложь и клевета, в Спорткомитете решили меня наказать, отстранив от участия в чемпионате Европы. Но никто там не ожидал от меня такой реакции…

А когда разобрались и осознали, что чемпионат мира в Москве, которому «партия и правительство придает огромное значение», никому, кроме Косичкина, не выиграть, когда Кудрявцев позвонил председателю Спорткомитета Николаю Романову и сказал: «А ведь Косичкин серьезно ушел, и выступать, видимо, не собирается», начали каждый день посылать ко мне гонцов. Но я никого не желал видеть и дверь никому не открывал.

Так продолжалось до тех пор, пока руководством не был использован последний и самый главный «козырь»: ко мне лично пожаловал сам председатель Спорткомитета СССР. Ему я не мог не открыть, тем более что он был не один, а с моей мамой, с которой предусмотрительно договорился о своем приезде и заручился поддержкой. Николай Николаевич сразу стал извиняться за своего заместителя, который принял это необдуманное решение в его отсутствии, давить на мои патриотические чувства, напоминая о том, что я – олимпийский чемпион…

« Но у меня ведь и коньков нет! Они сломаны», – попытался я выдвинуть последний контраргумент, но эта проблема была решена быстро: свои норвежские коньки мне предложил Гришин. Так что, чемпионат мира в Москве я выиграл на чужих коньках, что само по себе удивительно. Специалисты знают, о чем я говорю…

Оба дня чемпионата, проходившего в Лужниках, собрали по 103 тысяч зрителей. Уже у метро «Спортивная», как мне потом рассказывали, спрашивали лишний билетик. И это притом, что в Москве в те февральские дни стоял 27-градусный мороз. Представляете, насколько популярным был в то время конькобежный спорт! Вы можете себе подобное представить сегодня?

Оба дня от звонка до звонка просидел на стадионе во время чемпионата Леонид Брежнев, в то время председатель Президиума Верховного Совета СССР. После того, как я совершил круг почета, он пригласил меня в правительственную ложу. Мне даже коньки не дали снять. Дюжие охранники посадили на руки, видимо, для того, чтобы я не испортил лезвиями ковровую дорожку, и понесли на третий этаж (обратно, к слову, уже на своих двоих, босиком шел). «Что ты хочешь за победу?», – спросил меня Леонид Ильич. «Все, что мне надо, лежит в МИДе», – отвечаю.

А там лежало мое письменное заявление с просьбой разрешить жениться на гражданке Чехословакии Гане Бартошевой, с которой мы познакомились в 1961 году в Карловых Варах и к моменту чемпионата были уже помолвлены…

На следующее утро меня разбудил звонок в дверь. Открываю – вижу молодого лейтенанта. «Поздравляю, – говорит вас с победой! – Вам пакет». Заглядываю туда, а там разрешение на регистрацию брака, билеты в Прагу (и обратно), зарубежный паспорт с визой на месяц, немного чешских крон и записка: «Если будут какие-то трудности, обращайтесь к товарищу Новотны». Антонин Новотны – это, если кто не знает, тогдашний президент Чехословакии.

С Ганой мы прожили 22 года. Вырастили сына Дмитрия и дочь Сюзанну, которая, между прочим, носила в 1990 титул «Мисс Европа». Но Гана так и смогла до конца привыкнуть к жизни в Москве, решив вернуться в Карловы Вары. Во многом этому поспособствовали и известные события в Чехословакии, случившиеся в 1968 году. Не сразу, но свою роль сыграли, поскольку после них на Родине Ганы стали по-другому относиться к ее браку с человеком из Советского Союза. Официально мы развелись в 1984 году. Расстались по-доброму, сохранив дружеские отношения.

В тот же год я познакомился своей второй женой Галиной. Случилось это на одном из праздничных мероприятий в клубе МВД СССР. Помню, сидим мы вместе со знаменитым нашим актером Евгением Леоновым, который был почетным гостем этого праздника, и он мне говорит: « Виктор, позади тебя сидит девушка – по-моему, она тебе уже весь затылок взглядом просверлила». Ну, я и оглянулся…На следующий год у нас родился сын Лешка.
После церемонии награждения мне дали машину ЗиМ для того, чтобы я отвез лавровый венок чемпиона мира домой, где меня тоже встретила толпа поклонников. Оказывается, около моего дома сразу после окончания соревнований начались, скажем так, торжества по случаю моей победы. Водка лилась рекой. Меня вытащили из машины, снова надели венок, посадили на крышу ЗиМа и вместе с ним внесли во двор, где из заранее заготовленных дров разожгли костер высотою с… трехэтажный дом. Представляете картину!

Потом меня понесли на плечах на третий этаж, в мою квартиру, которая почему-то оказалась незапертой, хотя ключи от нее я никому не давал. Там стоял принесенный кем-то огромный стол, заставленный водкой и закусками. Народу битком. Те, кому не хватило места в квартире, расположились на лестничных площадках. Оказывается, наш районный исполком решил таким образом отметить мою золотую медаль…

Я даже на официальный банкет в «Метрополе» опоздал на два часа. Призов и всяких ценных подарков там надавали столько, что снова потребовалась машина, чтобы отвезти их домой. Я с трудом нашел для них место в своей небольшой квартире…

А вот что рассказал в другом интервью Косичкин на счет женских колготок, в которых он бегал на соревнованиях. Благодаря смекалке советского стайера Виктора Косичкина в конькобежном спорте началась «нейлоновая» эра. Именно он первым понял, что синтетика способна творить чудеса. Вышло это совершенно случайно, рассказывает Виктор Косичкин:
«В Давосе (на чемпионате мира–1960) на «червонце» я попал во вторую группу. Под вечер похолодало. Катаюсь и чувствую: мерзну. Захожу в раздевалку, а там американки и немки. Говорю им: «Дайте какой–нибудь «дресс» мне!» Они мне суют колготки. Я их надеваю, а они же малы, черт бы их побрал. Взял, обрезал, натянул верхнюю часть, катаюсь, смотрю: так тонизирует ноги этот нейлон! Бегу «червонец» — лед не тот, погода не та, но все равно показываю второй результат. Первый был Йоханнесен. Подъехал к девкам, показываю им обрезанные колготки, они смеются. На банкете сижу с Кудрявцевым, говорю ему: «Константиныч, во–первых, я девчонкам колготки должен, а во–вторых, у меня идея появилась. Надо в магазин сходить». А в город по одному советские спортсмены выходить не могли. Тем более вечером. Вытащил я из–за стола Кудрявцева и веду его в магазин, где накануне видел в витрине огромную женщину в черных колготках, прошитых двойным швом. Заходим, я говорю продавцу: «Мне вот такие колготки на «биг фрау». Приносят. Попросил такой же черный свитер. И его принесли. Облегал он туловище потрясающе! Девчонкам я колготки вернул.

Приехали в Москву, напутствия на Олимпиаду и все прочее. До Америки летим дня четыре. Устали, как черти! В Скво–Велли приехали часов в 11 вечера. Разместились и заснули мертвым сном. А мне не спится. Я же купил! Мне надо попробовать! Насилу дождался, пока рассвело. Было примерно 6.30 утра. А на стадион одному идти тоже нельзя! Я к Константинычу — тот спросонья отмахивается: да брось ты, дай поспать! А я ему: «Константиныч! Мне надо попробовать, чтобы потом не было стыдно в женских колготках. Надо мне еще что–то надевать или нет, я же должен знать?!» Он и пошел со мной. Лед припорошен. Размялся чуть–чуть и говорю: ну, давай «троечку» попробуем. Еду четвертый круг, а Константиныч кричит: «Да стой ты! Стой!» Подъезжаю: «В чем дело, Константиныч?» А он мне: «Не понимаю, то ли секундомеры у меня врут, то ли ты рекорд мира побил на 20 секунд. Рекорд на «тройке» 4.37, а ты бежишь 4.16″. «Константиныч, — говорю, — удалось!» После завтрака начинаю тренироваться в этом черненьком костюмчике, всех обхожу. Подъезжает Женя Гришин: «Витя! Дай я тоже попробую!» Попробовал, глаза круглые: «Витя! Что ж ты мне раньше не сказал!» Вот в этом костюмчике Женя Гришин выиграл в Долине Индианок две золотые медали». А Витя Косичкин выиграл золото и серебро на той Олимпиаде, и в конькобежном спорте начался нейлоновый век.

В 1961 году стал чемпионом Европы и вторым на чемпионате мира в классическом многоборье, где проиграл голландцу Хенку ван дер Грифту.
Через год, в 1962 году в Москве, на глазах у переполненного Центрального стадиона имени Ленина (Лужники) стал чемпионом мира, вторым на этот раз стал ван дер Грифт. Примечательно, что чемпионат Косичкин выиграл в старых норвежских коньках довоенного производства, которые ему дал Евгений Гришин, поскольку свои ему не нравились.

На Олимпийских играх 1964 года в Инсбруке не завоевал медалей, стал четвёртым на 5000 м (3,8 сек до бронзовой награды) и шестым на 10000 м. В том же году стал вторым на чемпионате мира, проиграв Кнуту Йоханнесену.
В 1965 году стал третьим на чемпионате Европы.

На чемпионатах СССР в начале 1960-х доминировал на длинных дистанциях, четыре раза выигрывал на 5000 м (1958, 1960, 1961, 1962), пять раз на 10000 м (1960, 1961, 1962, 1964, 1965) и один раз на 1500 м (1961). Но лишь однажды, в 1961 году стал абсолютным чемпионом СССР. Такая конкуренция была среди советских конькобежцев.

По окончании спортивной карьеры работал тренером. В 1969 году окончил Высшую школу МВД СССР.
Скончался 30 марта 2012 после непродолжительной болезни. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве.

«Меня посадили на крышу автомобиля и вместе с ним внесли во двор»

Сегодня исполнилось бы 78 лет знаменитому советскому конькобежцу, олимпийскому чемпиону-1960 на дистанции 5000 м, серебряному медалисту в беге на 10000 м, чемпиону мира-1962 и Европы-1961 в классическом многоборье Виктору Косичкину.

Виктор Косичкин хоть и специализировалс я на стайерских дистанциях, ворвался в мировую конькобежную элиту со скоростью кометы. В 1958 году его еще никто не знал, а в 1960-ом он стал олимпийским чемпионом. По сути, на вершине Олимпа продержался всего два года, но за это время успел выиграть все существующие высшие награды в классическом многоборье.

Где тут быль, а где небыль, корреспонденту Sovsport.ru рассказал сам Виктор Иванович незадолго до своей смерти

Обтекаемые колготки

– Когда вернулись домой, нас, олимпийских медалистов, собрали в Центральном шахматном клубе СССР на Гоголевском бульваре, где произошел эпизод, который я запомнил на всю жизнь. В то время председателем Всесоюзной федерации конькобежного спорта был народный артист СССР Михаил Жаров, известный по таким фильмам, как «Путевка в жизнь», «Петр Первый», «Медведь», «Иван Грозный», а впоследствии – ролью милиционера Анискина в «Деревенском детективе». Про него рассказывали, что однажды где-то на юге он встретил Сталина, и тот ему сказал: « А я вас знаю». «Конечно, – ответил Жаров, – меня все знают…».

Так продолжалось до тех пор, пока руководством не был использован последний и самый главный «козырь»: ко мне лично пожаловал сам председатель Спорткомитета СССР. Ему я не мог не открыть, тем более что он был не один, а с моей мамой, с которой предусмотрительн о договорился о своем приезде и заручился поддержкой. Николай Николаевич сразу стал извиняться за своего заместителя, который принял это необдуманное решение в его отсутствии, давить на мои патриотические чувства, напоминая о том, что я – олимпийский чемпион…

После церемонии награждения мне дали машину ЗиМ для того, чтобы я отвез лавровый венок чемпиона мира домой, где меня тоже встретила толпа поклонников. Оказывается, около моего дома сразу после окончания соревнований начались, скажем так, торжества по случаю моей победы. Водка лилась рекой. Меня вытащили из машины, снова надели венок, посадили на крышу ЗиМа и вместе с ним внесли во двор, где из заранее заготовленных дров разожгли костер высотою с… трехэтажный дом. Представляете картину!

– За год до Олимпийских игр -1960 в Скво-Вэлли старшему тренеру нашей сборной Константину Кудрявцеву, постоянно думавшему о том, как во время бега уменьшить сопротивление встречного воздушного потока, пришла в голову идея, сшить беговой комбинезон из…шелкового государственного флага СССР. С капроном и нейлоном в стране тогда была большая напряженка, поэтому мы бегали в шерстяных костюмах. Решено – сделано. Комбинезон пошили, предварительно перекрасив кумачовый атлас в черный цвет. Но экспериментирова л в нем Кудрявцев недолго, потому что кто-то все-таки разглядел на нем закрашенную государственную символику и настучал куда следует. Константина Константиновича вызвали на Лубянку, пропесочили, как следует, но, к счастью, более серьезных мер применять не стали…

«Подарок» от Озерова

Внебрачный сын Анискина

Когда потом рассказывал об этом друзьям и знакомым, они все в один голос говорили, что я, действительно, очень похож на молодого Жарова. Отпускали, естественно, по этому поводу ехидные шутки…

Отбросил коньки в бетонную стену

– В 1962 году чемпионат мира должен был после семилетнего перерыва снова пройти в Москве, и это обстоятельство придавало особый настрой на сезон, который открывался чемпионатом Европы в Осло. Готовясь к нему, я в составе команды отправился на заключительный сбор в Алма-Ату. Все складывалось, как нельзя лучше и, вдруг, новость, которая меня буквально убила: я не лечу на чемпионат Европы! Причем, об этом я узнал абсолютно случайно, лежа на массажном столе в раздевалке. Расслабился под умелыми руками массажиста, слушая краем уха выпуск спортивных новостей по радио и, вдруг, слышу: « Учитывая, что чемпионат мира в Москве значительно важнее европейского и в целях лучшей подготовки к нему, принято решение не посылать на чемпионат Европы нашего лучшего стайера Виктора Косичкина и организовать для него на этот период индивидуальный сбор с привлечением медиков, массажистов и научных работников». В объявленном составе делегации не было также Кудрявцева, который по совместительству являлся моим личным тренером, и врача сборной Савелия Мышалова.

Триста рублей за аморалку

– А настоящей причиной такого решения руководства, стал мой несостоявшийся роман с одной особой, с которой я имел несчастье познакомиться в Прибалтике за несколько лет до этого. Вернее, заявление ее мамаши, жены полковника, обвинившей меня в аморальном поступке, недостойном советского спортсмена. Цель была очевидна: женить меня на своей дочери. Они даже попытались воздействовать на меня через мою маму, которую тоже втянули в эту историю. Закончилось все это тем, что я напрямую спросил у той, кто обвинил меня в аморальном поведении: «Сколько я тебе должен?». Она ответила: «Триста рублей». Я отдал и больше меня по этому поводу никто не тревожил.

Водка — рекой

– Оба дня чемпионата, проходившего в Лужниках, собрали по 103 тысяч зрителей. Уже у метро «Спортивная», как мне потом рассказывали, спрашивали лишний билетик. И это притом, что в Москве в те февральские дни стоял 27-градусный мороз. Представляете, насколько популярным был в то время конькобежный спорт! Вы можете себе подобное представить сегодня?

«Горько» от председателя президиума Верховного Совета

– Оба дня от звонка до звонка просидел на стадионе во время чемпионата Леонид Брежнев, в то время председатель Президиума Верховного Совета СССР. После того, как я совершил круг почета, он пригласил меня в правительственну ю ложу. Мне даже коньки не дали снять. Дюжие охранники посадили на руки, видимо, для того, чтобы я не испортил лезвиями ковровую дорожку, и понесли на третий этаж (обратно, к слову, уже на своих двоих, босиком шел). «Что ты хочешь за победу?», – спросил меня Леонид Ильич. «Все, что мне надо, лежит в МИДе», – отвечаю.

источники:

http://proza.ru/2020/09/07/545

http://www.sovsport.ru/speedskating/articles/886112-menja-posadili-na-kryshu-avtomobilja-i-vmeste-s-nim-vnesli-vo-dvor