Вербенин Максим Певец биография

Возможно болезнь победит, но не сейчас

Как расходуются средства

Если не будет ваших возражений, положительная разница между суммой, достаточной для помощи по данному объявлению, и общей суммой поступивших пожертвований будет направлена на помощь другим нуждающимся в той же категории просьб.

Москвич Максим Вербенин – сын корреспондента нашего сайта Елены Вербениной. Мы не раз писали о нем, и снова просим помочь и Максиму, и Елене.

Вот, что пишет о нем его мама:

«Почти каждое буднее утро Максим отправляется в университет. Мы вызываем такси, и Максим старается быстро объяснить таксисту, как его нужно охапкой схватить руками, чтобы пересадить в машину.

Пока я складываю коляску в багажник, таксист пытается «усадить груз», но не всегда успешно, потому что парень тяжелый. Один раз сын упал перед сиденьем машины прямо в лужу. К счастью, замерзшую.

По приезде я улыбнусь всем, кого встречу в институте. Преподаватели скажут комплименты о том, как хорошо, что мой сын ведет активный образ жизни несмотря на…

Несмотря на падения в лужи, на бесконечно долгие и тяжелые переодевания, пересаживания, передвижения, преодоления. И это в нашем случае неплохо, очень неплохо. Хуже если не двигаться.

Максим набирает воздуха в легкие и поёт. Я стараюсь быть объективной, но он действительно поет хорошо. Звоню мужу и на его вопрос, как доехали, отвечаю стандартно: «Хорошо». Потому что он все чаще где-то там, в Подмосковье, решает бесконечные дела, благодаря которым мы можем, например, купить коляску, оплатить ее ремонт, и приобрести другие «инвалидные» нужности.

Я вышла замуж в зрелом возрасте, 4 года назад, и к тому времени понимала, отчего в большинстве случаев уходят мужья из семей с детьми-инвалидами. Они уходят не столько от детей, сколько от горя. Слабое оправдание, но сильному полу, как я поняла, невыносимо жить в горе. Особенно, если это постоянное горе, а не краткосрочное, которое можно однажды пережить и двигаться дальше.

«Послушай, на той коляске, китайской, колесо опять полетело, и матрас противопролежневый за 40 тысяч лопнул, можно отдельно секцию купить за 7 тысяч, и почему-то зарядка от подъемника не заряжает». И нам обоим кажется, что вот сейчас мы все это приобретём, осилим, и заживем как нормальные люди.

Звонок: «Здравствуйте, вам звонят из «Мира титана», ваша коляска отремонтирована , с вас 22 тысячи. Еще мы можем предложить вам поменять подлокотники». «Не надо! Подлокотники точно не надо!» – интеллигентно ору я в трубку. Я научилась с первых звуков отличать менеджерское «разводилово» от действительно необходимых вещей.

Прогулка. Господи, как же мне нравятся прогулки с моим сыном! Все уже преодолено, вывезено, надето, и мы просто идём, смакуя эти промежутки между сложностями, и болтаем, решаем, ссоримся, обнимаемся, хохочем, фоткаемся, заходим в кафешки.

«Посмотри, какие они счастливые, любоваться можно», – как-то услышала я за спиной. А ведь правда я научилась дорожить каждой мелочью, потому что все может кончиться. И когда она действительно кончается и уходит из твоей жизни, ты понимаешь, что это была ни разу не мелочь. Это же была вселенная. И вот эти прогулки, институт, нелепый таксист, долгие переодевания – это наша вселенная. Она корявая, но у нас нет другой. И я понимаю, что вселенная – она огромная, но она не может быть вечной. Но она может быть долгой.

Когда-нибудь болезнь сына мне скажет: «Ты ни разу не боец, потому что я победила». Я не боец. Я вообще не про войну и не про борьбу. Но мне вручили щит-меч, и я им машу как умею. Но только когда не одна.

Самое главное, с чем нам не справиться без поддержки – это возможность проводить сыну реабилитационное ЛФК. Все познается в сравнении, правда? Я считаю себя счастливой, когда вижу, что Макс сам умывается, ест, пересаживается и даже крутит у виска другу, который в шутку обрызгал его водой. Он обнимает любимую девушку и недовольно сжимает губы, когда она ему надевает ботинки. Он ссорится, уезжает далеко, возвращается, хватает за руку, смотрит исподлобья и говорит: «Ма, мир?». Конечно, мир!

Помогите мне, пожалуйста!

Чтобы сохранить движения рук, укрепить мышцы спины и не допустить образования контрактур, Максиму нужно проходить регулярные курсы ЛФК. Стоимость одного занятия с выездом специалиста на дом – 4 000 рублей. Чтобы оплатить занятия за 11 месяцев (включая первичную консультацию специалиста) – нужно 531 000 рублей.

Таких денег в семье нет – отец от Максима отказался, отчим – пенсионер, помогает, чем может, недавно оплатил ремонт коляски и купил ортопедический матрас. Елена зарабатывает 30 000 рублей в месяц.

Фото: Евгений Глобенко

Журналистку и её больного сына спасло не государство

В блоге добровольческого движения Даниловцы на сайте «Эхо Москвы» опубликован очередной материал «Журналистку и её больного сына спасло не государство»

Ремонт в квартире талантливой журналистки Елены Вербениной подходит к концу. Ее сын Максим, семнадцатилетный инвалид-колясочник, лауреат множества музыкальных конкурсов, включая парижский, с нетерпением ожидает въезда в преображенное жилище. Волонтёры-даниловцы своими руками без всякой платы за труд сотворили настоящее чудо. Самое удивительное то, что даниловцы не видят в своей деятельности ничего удивительного.

Елена Вербенина, сотрудник порталов «Милосердие», «Православие и мир»

Жили мы в совершенно безвыходном положении. Состояние в квартире было ужасное. Я понимала, что в моей ситуации не смогу оплатить труд рабочих. Как сейчас помню, был конец февраля. Обычно день начинается с того, что я просматриваю новости и ленту Фейсбука. Увидела объявление от даниловцев: «Дорогие друзья! Делаем благотворительные ремонты». Я понимала, что на такие дела всегда очень много претендентов. Но я позвонила. Через два дня ребята приехали с инструментами и начали делать ремонт.

У моего Максима заболевание спинного мозга. Как оказалось, врожденное. Оно появилось далеко не сразу. Когда ему было два года, все было нормально. Врач что-то увидел и направил нас к генетику. Генетик сказал, что, к сожалению, ваш ребенок не сможет ходить годам к 30. Максим перестал ходить в 12 лет.

Даниловцы выполняют сложнейшую задачу: адаптируют квартиру для ребенка-колясочника. Мы столкнулись с огромным количеством проблем, потому что наши советские квартиры совершенно не приспособлены для таких людей. Мы вместе все обдумываем, переделываем. У ребят хватает настойчивости добиваться того, чтобы все было максимально востребовано ребёнком.

Мне кажется, профессиональные строители не вложили бы столько души. А когда делается с душой, то и качество получается соответствующее.

У Максима неожиданно открылись способности: поёт, занимает места в различных конкурсах. Сначала закончил музыкальную школу. После этого было конкурсов 20, где он занимал места. В Париже в том числе. Мы готовимся поступать в Академию искусств, ходим на курсы по вокалу. Когда Максим въехал в квартиру (а я нетерпеливая, знаете, быстренько шторки повесила), он сказал: «Ах! Поскорее бы начать здесь жить».

Я хотела, чтобы все резко отличалось от того, что было в жизни Максима раньше. До этого были голые стены и серые рваные обои с пятнами. Какой-то устойчивый грязно-бежевый мотив. Я спросила: «Какого цвета хочешь комнату?». Он сказал: «Зелёную». Я хотела все кардинально изменить. Пусть это коммунальная квартира, пусть не евро-ремонт, но общее впечатление должно совершенно отличаться от того, которое было в съемной жизни.

Если бы не даниловцы, ничего не получилось бы. Несмотря на то, что был объявлен сбор помощи на сайте Милосердие.ру. Я вызвала специалиста по интернету: смету составить. Объяснила, что мне нужно и дверные проемы расширять, и делать разные конструкции, и канализацию, и проводку. Сумма, которую он мне назвал, была заоблачной.

Цена таких ремонтов почти равна цене квартиры. Лучше было бы, если бы помещение было просто бетонной коробкой, потому что демонтаж всего старого — это еще большие деньги. Я бы сама ни за что не справилась не смотря на то, что я — не лодырь. У меня по две-три работы. Но с моими тратами, когда и ребёнка нужно поднимать. Физически это нереально.

Я почему-то запомнила наш первый день. Приехали даниловцы на двух машинах. Мы дружно поехали в «Леруа Мерлен». У меня на время появилась большая дружная семья, которая не оставит в беде. Ощущение плеча. Я буду благодарна даниловцам всю жизнь. Ребята задавали вопросы: «А как будет лучше Максиму? А это ему понравится?» Подход просто удивительный. На стройматериалы уходили огромные деньги. Я безмерно благодарна всем читателям сайта «Милосердие.ру» за их помощь! Ремонт почти окончен. И я могу точно сказать: я осилила его только с помощью добровольцев и людей, пожертвовавших нам средства.

Я желаю даниловцам, чтобы они крепли, чтобы их согревала благодарность людей, которым они помогают. Я точно знаю: насколько люди благодарны, настолько у этих ребят вырастают крылья. То, что они делают, реально меняет жизнь. Когда речь идёт об инвалидах, люди сочувственно относятся: да, нужна реабилитация, операция, лекарства. Я очень рада, что есть люди, которые понимают, что ремонт – это такая же реабилитация. Она меняет жизнь ребёнка, помогает ощутить полноту. Без этого жизнь была бы унылая и монохромная. А тут пришли ребята с какими-то шутками, энтузиазмом, и потихоньку получается красота.

Максим Вербенин

Даниловцы — отличные пацаны, очень душевные. Знают свое дело, и я бы им любой ремонт доверил. Знаю Серегу, Пашу да всех знаю. Мы с ними ходили и покупали разные вещи для ремонта.

Люблю классическую музыку. Недавно ходил на концерт Хворостовского. Нравится оперная певица Элина Гарача. Увлекаюсь вокалом. Цель моей жизни — музыка. Хоть и слушаю иногда рок, в основном академическую музыку люблю. У меня самого — баритон.

Цветовую гамму для квартиры сам выбирал. Цвета эти мне как-то по душе.

Cергей Блинов, координатор группы ремонтов

Сейчас постоянных волонтёров у нас очень мало. Человек пять. Были времена и получше. Но были и похуже. Так вот и живем: с переменным успехом. Есть волонтёры, которые ходят годами, но раз в три месяца.

На движение «Даниловцы» я вышел каким-то чудом, через медиа-портал «Предание», где скачивал архивы. Мне нравится протоиерей Дмитрий Смирнов, я слушал какие-то его проповеди. На этом портале натолкнулся на даниловцев. И вот уже два года там координатором работаю.

По профессии я автомеханик. Три дня у меня были свободны по графику. Я не такой человек, чтобы идти куда-то пиво пить. Мне интереснее что-то продуктивное делать. Заполнил анкету, отослал.

Люди к нам приходят самые разные: бухгалтеры, менеджеры среднего звена, психологи, учителя английского, социальные работники. Кто-то уходит, кто-то приходит. От жизненных обстоятельств все зависит.

Люди не обязательно именно церковные приходят. Есть такие, но не сказать, что очень много.

Мы что-то вместе делаем. Это объединяет, это интересно. В выходные некоторые желают таким вот образом время проводить. У нас есть семейные пары. Например, Евгений и Наташа, которые недавно поженились. А я нашел здесь супругу Свету.

Детали ремонта заказывают сами подопечные. Говорят: хочу то или хочу это. Примерно задают цветовые тона. Допустим, хочу, чтобы обои были синие, а потолок белый. Некоторые говорят: «Я вам доверяю. Вы, вроде бы, хороший парень. Делайте, как захотите».

По ютубу сам учился, всё потихоньку постигал. Сначала не было даже понимания, как все правильно сделать. Это целая наука. Тут за деньги нормально не могут сделать, а уж чтобы дилетанты… «Не получается — пойду напьюсь» — это така себе русская логика. Но это не дело. Вера в Бога и терпение помогают не опускать руки.

Случались и очень неприятные моменты. Например, во время ремонта на Авиамоторной. Было обидно до слез. Мы от всей души старались. Это был ремонт, на который ушло больше всего денег. Это еще до кризиса было. В итоге хозяйка вообще перестала нас принимать. И каким-то невообразимым образом мы забрали оттуда инструменты. Нам часто не открывали. Не знаю почему. Там жила мама-пенсионер и две дочки. У одной сахарный диабета, а у другой инвалидность по голове. Понимаете, волонтеры не могут все сделать идеально. Она, может, ожидала, что мы ей евро-ремонт сделаем, а мы сделали средне. Запросы бывают такие, что ты еще и должен оказываешься. При том, что ты старался для человека. А тебе садятся на шею и говорят: ты не так везешь, меня укачивает. При это нужно быть сдержанным и даже извиняться.

Самый главный момент — отношение человека к тому, что он получет. Если он всё принимает с благодарностью, идет на какие-то уступки, понимает, что мы все-таки волонтёры, получается идеально. В Бутово был пример: мама и трое детей в квартире — однушке. Наш самый великолепный ремонт. Мы сделали его за две недели. Они настолько были рады и благодарны, что нет слов.

Мы научились сами и можем научить кого-угодно: положить ламинат, поклеить обои, сделать навесной потолок, электрику, двери и много чего ещё.

Чем больше разыгрывается фантазия, тем дороже это стоит. Люди не поймут, если мы будем перегибать палку. Допустим, кто-то пожертвовал 500 рублей, потом смотрит — а там делают такой евро-ремонт, что уму не постижимо. Нам важно сделать как можно больше, а не как можно дороже. Людям плохо, и наша задача – сделать так, чтоб можно было жить, а не чтобы мрамор был повсюду.

Бывают непонятные люди и среди волонтёров. Главное — это терпение и стремление к развитию.

Волонтёр Даниил

Я уже давно к даниловцам присматривался. Мне 38 лет. Работаю инженером-технологом. На хорошо оформленном сайте даниловцев есть подробная информация, куда и зачем идти.

Было желание делать ремонты. Это наибольшая польза, которую могу принести. Мне это самому интересно. Работа с детьмя требует знаний, профессиональных навыков, опыта или таланта.

Как пришел в волонтёрство? Вопрос сложный. Тут много личных моментов, и раскрывать свою душу не очень хочется. Есть понятие необходимости этой деятельности — вот и все.

Необходимо больше людей. Волонтёры — это не профессионалы, и все дается несколько сложнее, чем хотелось бы. Чем больше людей, тем легче исправить какие-то ошибки.

Волонтёр Анастасия

Меня зовут Настя. Мне 18 лет. Я учусь в Первом Московском образовательном комплексе уже четвёртый год. Буду работать косметологом, визажистом и массажистом. Работа нравится. Делаю массаж друзьям и знакомым. У меня уже четыре постоянных клиента.

Я пришла к даниловцам летом, когда не было каких-то срочных занятий. Нашла их контакты в интернете. У меня одно время была какая-то затяжная грусть, и я постоянно искала, где бы себя задействовать. Отсюда, с ремонтов, иногда уходишь и не жалеешь, что день прошел.

Первые впечатления, полученные в обществе даниловцев: было очень весело, много шуток и смеха. Здесь раньше было больше людей. Приходили человек по восемь.

Для меня стоит ходить сюда, чтобы отключиться от дикого стресса, который иногда посещает каждого, чтобы посмотреть на других людей, поучиться у них чему-то, отдохнуть от своей работы. Для меня, например, это отдых.

Единственная негативная черта в волонтёре — безответственность за то, что делаешь. То есть, это не мой ремонт, а чужой, и лишь бы сделать. С этим нужно бороться.

Добровольческое движение «Даниловцы» приглашает всех желающих стать волонтёрами в группе благотворительных ремонтов.

Текст Анны Рымаренко

Внимание: в данный момент в больницах острая нехватка волонтеров и средств! Ждём вас, дорогие друзья. Стать волонтером и помочь волонтёрскому движению может каждый, имеющий хотя бы искорку желания делать добро.

Волонтерство — один из кирпичиков гражданского общества! Мы помогаем обществу становиться содружеством ответственных людей и меньше быть биомассой.

«Волонтерство для чайников» — просветительское направление «Школы социального волонтерства»Добровольческое движение «Даниловцы» предлагает серию авторских публикаций. Своими знаниями, размышлениями и опытом делятся опытные, работающие сегодня волонтеры, специалисты и эксперты.

Жить на коляске, не чувствуя себя колясочником

Когда мы говорим — «репортаж от первого лица», мы имеем в виду человека, который в данный момент находится в эпицентре событий: на передовой войны, стихийного бедствия и т.д. Сегодня мы хотим поделиться рассказом Максима Вербенина, живущего и борющегося со СМА, это интервью от первого лица с войны под названием «СМА». Максим рассуждает и делится своим жизненным опытом, который обязательно поможет многим из наших читателей.

Эта проблема деликатна — о ней не так часто говорят вслух, а когда говорят, то в воздухе витает еле ощутимый дух «неудобной ситуации», для обоих сторон диалога. Порою, когда эту тему поднимают, в памяти почему-то возникает тяжелый инвалид, вещающий из глубины коляски, с нарочитым бравированием, что я и в пир, и в мир, и в добрые люди, и то могу без посторонней помощи, и это, и вообще, совсем, ну ни капели не ощущаю себя в чем-то стесненным. Окружающие заботливо кивают, тепло улыбаются, как улыбаются только больным людям, а в глазах читается «да дружок, получается, меняет». Другая ситуация может заключаться в том, что человек, оказавшийся в коляске (слово «коляска» я сейчас использую образно, говорю «коляска», а обозначаю всех людей, с самыми разными видами инвалидности), может в один миг действительно очень отчетливо и остро ощутить свое отличие от других людей, ему может показаться, что его нерабочие ноги — это целая пропасть, яма между ним и нормальными людьми, и по ту сторону этой ямы никто к нему особо и не тянется. Много таких? Немощных и очень одиноких? На самом деле, оба этих случая — это две стороны одной и той же медали, и каждая из них по-своему плоха. А важно по-настоящему найти себя, восприниматься миром таким, каким действительно являешься в реальности. И может быть то, как я, человек, с «передовой» этой войны инвалида с самим собой и своими комплексами понимаю «свое место» в обществе и в этой жизни; может быть эти мысли помогут кому-то в очень важный период.

Как-то разговаривал по душам со знакомой, и был неприятно удивлен ее абсолютно искренним наблюдением: «Как же тебя задевает, когда люди тебя жалеют. Но почему?» Моя первая эмоция — это конечно обида, любому человеку было бы обидно узнать, что, оказывается, он заслуживает жалости, причем это само собой как-то разумеется. А вторая эмоция — это удивление, которое вылилось во вполне закономерный вопрос: «Почему меня должны жалеть? Может быть, ты меня жалеешь?». Ответом прозвучало что-то вроде: «Ну, я то конечно нет, я знаю какой ты, а другие…». «Но другие видят меня таким же, каким видишь ты». Я подумал о том, что все же некоторая эмоциональная яма между инвалидами и «нормальным» обществом пока существует..

Общество привыкло воспринимать нас как людей, которых в первую очередь следует жалеть. Но мне кажется, следует жалеть обессиленных стариков у аптеки, следует жалеть нищих у паперти, следует жалеть несчастных изломанных людей без будущего и без настоящего.

И убедить «обычного» человека в том, что ты вовсе не похож на этого стереотипного инвалида можно лишь войдя с ним в определенный контакт и доказав, что с тобой интересно, что ты ему ровня. Ровня. Когда-то мне пришло в голову это короткое слово, как оправдание своей уверенности в самом себе. Возможно, сейчас оно для меня не так актуально, но для тех кто сомневается я бы посоветовал чаще его вспоминать.

Однако, встречают, все же, нас по одежке, и как бы хорошо ты ни выглядел, в первую очередь, твоя «одежка» — это коляска. Пока что от этого никуда не деться, но в более передовых странах, особенно, там, где люди с ограниченными возможностями составляют от «нормального» общества целую львиную долю — это уже не так. Там человека на коляске в первую очередь воспринимают как обычного, и лишь если он даст повод сомневаться в его адекватности, тогда вспоминают о том, что у него есть ограниченные возможности. В нашу страну, мне кажется, это тоже скоро придет.

Возможно, и остались в России какие-то отдаленные поселки и деревеньки, в которых, попади я, нашлись бы люди, которым моя «колесница» была бы в диковинку, нашлись бы стайки мальчишек, которые бы глумились над моей слабостью, и, конечно, нашлись бы сердобольные, сидящие на лавочках старушки, которые цокали бы языками, пуская мне в след долгий, полный сострадания взгляд. Однако, давайте посмотрим, что вообще происходит в мире. А в мире происходит следующее — профессия программиста перестала быть профессией будущего и стала профессией настоящего. Нафталиновые удивленные вздохи о том, что совсем недавно стационарные телефоны в новинку были, а сейчас каждый ребенок по сенсорному смартфону общается, тоже почти не слышны, потому что память о барабанных стационарах ушла куда-то в эпоху изобретения колеса. Каждому человеку доступен квадрокоптер, а скоростные шоссе рассекают бравые самокатисты с заряженными аккумуляторами. Акции tesla и биткоинов бьют рекорды эпл, Илон Маск запускает ракеты. В такое время, честно говоря, в обществе, не должно вызывать оторопь,, будь ты на пропеллере или в коляске. Кому какое дело, в общем-то, до того, способны мускулы на твоих ногах держать набор нескольких килограмм плоти и костей, или нет. И я не говорю о том, что теория естественного отбора больше не действует. Наоборот, она стала еще более жесткой. Раньше для того, чтобы иметь какие-то перспективы, достаточно было быть сильнее самки и самого слабого самца. Потом это все очень долго модернизировалось, и вот, мы сейчас стоим на пороге того, что мышцы и здоровое, сильное тело, в принципе, начинают быть в цене намного меньше. Они начинают служить по большому счету лишь эстетикой. Любая роботизированная система будет физически выносливее тебя. И на работе больший кусок отхватит тот, кто напишет программу для этого робота, а не тот, кто этого робота подержит, пока другие будут его перепрошивать. Сейчас не нужно размахивать огромным мечом во все стороны.

Если раньше проблемой был дефицит информации, то сейчас информация льется потоком со всех сторон, и победит тот, кто эту информацию быстрее поглотит, быстрее поделит на нужное /ненужное, быстрее осознает, быстрее использует. А для этого наша коляска — не помеха.

Помехой может стать то, что на самом деле мы сами себя всю жизнь считали инвалидами. Был старый жестокий эксперимент психолога Джона Мани из 60-ых годов прошлого века: мальчик, которого воспитали как девочку. Он не закончился ничем хорошим, человек, над которым проводился этот опыт всю свою недолгую жизнь чувствовал, что с ним что-то не так, и в итоге, погрязая в тяжелой депрессии, свел счеты с жизнью. Однако, гендерное различие — это самый рефлекторный уровень нашего сознания, его изменить скорее всего невозможно. А вот убедить себя в том, что ты хуже, слабее, глупее, остальных людей, даже если это не так — вполне легкая задача. Особенно если все общество смотрит на тебя с жалостью и потакает тебе так же, как и ты себе, в твоих слабостях. Тебе не нужно это учить — ты ведь инвалид, тебе не нужно стараться — ты инвалид, и так сойдет, тебе не нужно тренироваться, обучаться, зубрить, работать, убивать свою лень — это нужно нам, потому что мы конкурируем, сражаемся за лучшую жизнь, а ты инвалид, уже заведомо проиграл эту битву. Сладкая обертка с горькой конфетой.

У многих парней колясочников есть большие проблемы в отношениях с противоположным полом. И у кого ни спроси, ответ примерный: «потому что я на коляске». Большие колеса инвалидной коляски сразу бросаются в глаза, поэтому все остальное должно этот минус внешне компенсировать. Неухоженные люди, в коляске ты или нет, интересны только по долгу службы, а женщинам, чье главное призвание — это принести в наш грубый жестокий мир красоту, не интересны совсем.

Но внешность — это дело важное, но не главное же? Ты должен быть интересным, добрым человеком. Пора брать в руки шедевры книг, великолепное старое кино, и творить из себя личность.

И какой итог? В том, что лучшее, что можно сделать, это забыть про свои ограничения и делать вид, что все превосходно? Наверное, нет. .

Мы не уйдём от своей слабости. Как бы ни скрывали, как бы ни хотели, чтобы другие ее не замечали, она все равно будет с нами. Но, я думаю, если ты на коляске, это не значит, что тебя нужно жалеть. Это больше значит, что ты не должен жалеть себя.

Образно говоря, где обычный человек выполняет задание «А», я бы выполнил «А» и «Б». В песнях «чайфа» пелось так: — «Если есть запрещающий знак, они знают — где-то рядом объезд». Это непростой путь, но именно так Стивен Хокинг из плоти с одним работающим пальцем превратился в гигантского ученого, перед величием которого склоняются интеллектуалы мира со здоровыми мышцами. Как там было в том потрясающим фильме «1+1»? «Где паралитик? Там, где ты его оставил».