«Люди крещёные не живут верой – к ним надо идти и говорить о вере»
Иерей Владислав Береговой о православной миссии в сети
Священник Владислав Береговой – один из самых популярных инстаграм-блогеров нашей Церкви. Каждый вечер он читает Евангелие, отвечает на вопросы подписчиков, рассказывает о Христе. Его страница по охвату аудитории вполне сопоставима с крупным церковным СМИ. Вместо камеры, диктофона и микрофона – обычный смартфон. Вместо софитов – настольная лампа. За одну неделю его страницу посещают около 200 тысяч пользователей Инстаграма.
Иерей Владислав Береговой
– Отец Владислав, как вы пришли к Богу, к вере?
– Вера мальчиков очень сильно отличается от веры девочек. Девочкам достаточно, чтобы батюшка был красивый и симпатичный, чтобы в храме благоухало, чтобы вокруг были фрески, свечечки, чтобы хор хорошо пел, было эстетически здорово и круто, чтобы чувствовалась благодать… – они будут 1000 лет в этом храме стоять и молиться.
Мы же можем молиться в катакомбах, по щиколотку в воде, в трущобах, нам важно понимать, зачем мы здесь стоим. Поскольку на наше жестоковыйное сердце не действует ладан и благочестивые проповеди, мы все равно должны понимать, что мы тут забыли. С какой стати я молюсь в храме, а не в синагоге или в мечети? Почему не молюсь какому-нибудь Заратустре? И с какой стати я вообще молюсь? Может быть, и Бога никакого нет? Мальчики приходят к Богу головой, а потом уже включают и чувства немножечко. Поэтому, если видишь мужика в храме, знай, что что-то он классное, здоровское прочитал. Что-то однозначно повлияло на его мозги. И это редко родители или жена. Как правило, кто-то дает толчок, а дальше ты уже пытаешься разобраться во всем сам.
Сколько я слышал разговоров о том, как человек приходил к Богу, – от истории Антония Сурожского, известного митрополита, апостола любви, до истории из жизни своих знакомых! Все приходили в храм, сначала доверяя опыту папы, мамы, бабушки, ну а потом подростковый возраст. В этот период ты вообще уходишь из Церкви, если родители занимаются только собой, а ты им интересен только как человек, которого нужно кормить, поить, одевать и давать ему образование; если вера не входит в воспитание, то интерес к ней тухнет. А если они пытаются к чему-нибудь подтолкнуть, тогда можно потихоньку вырулить к настоящему богообщению. Мне повезло, что на моем пути оказались хорошие лекторы, хорошие педагоги, хорошие священники, хорошие знакомые, хорошие книги, что самое главное. Середина 1990-х – расцвет деятельности церковных апологетов. Расцвет книжного издательства, доступных лекций. Эпоха воодушевления у всех священнослужителей, которые восстанавливали храмы, молились, трудились. Золотой век христианства. Это сейчас, к сожалению, прослеживается некоторый упадок. Храмов больше, а людей в них все меньше.
– Что из литературы вас привлекало?
– Клайв Льюис, Алексей Ильич Осипов, отец Серафим (Роуз). Мне достаточно было прочитать страниц 50 из любого текста этих авторов и осознать: если такие люди, такие умы верят во Христа, тогда я на правильном пути. Я наслушался лекций в подростковом возрасте, а дальше вера только укреплялась и укреплялась. Но другое дело, что интеллектуальные знания в вере еще никого не утвердили.
– А что тогда было?
– Думаю, был какой-то религиозный опыт, какая-то встреча со Христом. Не так чтобы сильно любил об этом рассказывать, но была уверенность в том, что Бог есть, Он любит тебя, ты любишь Его, что необходимо как-то выстраивать с Ним отношения, чтобы быть с Ним и в сей жизни, и в будущей. А то, что жизнь вечная существует, – это принципиальный тезис для любого верующего человека. Пока ты не придешь к ответу на вопрос, зачем я здесь живу, в чем смысл моей жизни, жизни моих родных, будешь искать не просто личный смысл жизни, а общий, объективный. Сначала нужно решить вопрос: зачем я живу? Мне казалось, что я все ответы на житейские вопросы нашел. Зачем тогда все остальное? Зарабатывать на жизнь как-то надо, но к чему у меня душа лежит? А ни к чему не лежит. А где тебе лучше, где тебе радостно? Где ты счастлив? В Церкви. Может быть, действительно, в Церкви и остаться? Монашество? Наверное, нет. Священство? Слишком высоко, слишком ответственно. Что еще можно делать? Читать, пономарить. Так, хорошо. За все это я взялся. И как-то очень привлекало диаконство.
– Почему именно диаконство?
– Перспектива диаконского служения отзывалась в моем сердце лебединой песней. Я очень хотел быть диаконом, думал, что, может быть, когда-нибудь и до священства доберусь. Но хотелось побыть в этом состоянии как можно дольше. И довольно долго к этому шел, много лет на это ушло, чтобы рукоположиться в конце концов. Тем более что у меня не было в роду никого, кто бы принадлежал к священническому сословию. Ни друзей, ни знакомых из этой среды. Прямо с улицы – с корабля на бал в Церковь пробрался.
И, мне кажется, я всю жизнь боялся, довольно долго, уже даже будучи в сане – и в диаконском, и в священническом: не залез ли я в Церковь с черного хода? Было ли действительно призвание меня? Ведь Спаситель очень четко сформулировал: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал». Соответственно, если ты хочешь быть священником, то это должен быть только отклик на Божий призыв, а уж никак не собственный личный выбор. Хотя он тоже присутствует.
Если хочешь быть священником, то это должен быть только отклик на Божий призыв, а не собственный личный выбор. Хотя он тоже присутствует
Такая удивительная штука есть в богословии – синергия. Бог спасает нас не без нас. Но ты должен сделать первый шаг. Соработничество. Я сделал этот первый шаг и долго потом думал: а вообще нужен ли был этот первый шаг? Туда я его сделал? Может быть, в осуждение я его принял? Готов ли я к этому, донесу ли до конца? Это было желание исполнить собственную мечту, или действительно это был отклик на призыв? Долго меня эта мысль будоражила. Но чем дольше я в сане, тем больше мне кажется, что это был отклик на призыв.
– А люди что говорят?
– Оказалось, достаточно много людей укрепляются в вере, приходят к ней благодаря тому, что я говорю, пишу, публикую. Оказалось, что нужны и такие миссионеры, как я. Я совсем не дотягиваю до известных имен, но и я занял на миссионерском поприще какую-то нишу. Какое-то количество людей слушают меня с удовольствием и пишут: «Батюшка, если бы не вы, то мы бы уже давно с христианством покончили. Или даже бы и не начинали». Я вижу какие-то плоды деятельности Бога через мое интернет-просвещение. И думаю, что, наверное, некое призвание у меня в этом плане было. Раз, невзирая на мои недостатки, люди все равно к Богу приходят. Я вижу Промысл Божий через мою деятельность.
– У вас сейчас 70 тысяч подписчиков. Когда мы с вами познакомились в 2019 году, их было 35 тысяч. У людей есть серьезный интерес к тому, что вы транслируете через Инстаграм. Не подменяет ли интернет-проповедь молитву в храме?
– Это разные вещи, но они должны идти рука об руку. У нас же есть своя конфессиональная слепота. Мы слышим призыв Господа Иисуса Христа в Евангелии от Матфея: «Идите крестите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого духа, уча их соблюдать все, что Я заповедовал вам». Что мы услышали отсюда? Идите крестите. У нас статистика крещения приравнивается к количеству жителей Российской Федерации. А научите? Где научите?
Христос сказал: «Идите крестите и научите!» Мы крестим. А «научите»? Где «научите»?
Где у нас крупнейшие миссионерские школы? Где у нас серьезные богословские курсы для мирян? Где у нас общение с людьми, которые не сами пришли в храм, а к которым ты сам приходишь и говоришь им о Христе? Все крещенные – они не враги Церкви, но их в Церкви нет. Они не атеисты, но их и верующими не назвать. Они могут прийти раз в год набрать крещенской водички, могут куличики освятить, могут даже детей своих крестить. Потом они опять пропадают. Люди крещенные верой не живут. К ним надо идти и говорить о вере. Как? Используя протестантские методы? Чтобы батюшка в рясе взял список квартир в своем районе и начал ходить, звонить и спрашивать: а вы не хотите поговорить о Боге? Это выглядит как профанация. Во-вторых, это уже копирование, мы уже все это проходили. Никто им двери не откроет, да и батюшки не пойдут, им не до этого.
– Почему не пойдут священники?
– Им нужно храмы восстанавливать. Они занимаются общественной деятельностью. Они совершают богослужения.
– Как тогда найти подход к людям, которые не против послушать о вере, но до храма не доходят?
– Только интернет. Других средств сейчас просто нет. Или православное телевидение. Они тоже молодцы. Сайты с православной тематикой. Но на сайтах с православной тематикой практически нет обратной реакции. Ты что-то написал, но нет обратного отклика. Личность воспитывает личность. Постно говорящий батюшка, заикающийся, краснеющий, пот с себя смахивающий, еле-еле два слова из себя выталкивающий, но тем не менее говорящий о Христе как о чем-то важном и сокровенном, в чем он не сомневается, говорящий о своем опыте веры искренне, – такой батюшка больше приведет людей к Богу, чем самый безупречный текст самого гениального богослова, где-нибудь выложенный. Его же не читает никто!
В нашей Церкви очень много образованнейших пастырей. Умеющих много, знающих много. Придешь на священническую конференцию, на симпозиум – сердце поет, здорово и интересно. Смотришь вокруг: там те же самые священники, диаконы, семинаристы, хористы, пономари, их матушки, церковнослужители. Своя внутренняя тусовка. Здорово и замечательно поговорили о важных вещах. Что-то запомнили, что-то забыли. Воодушевились совместным общением. А как ты передашь это людям, которым это крайне важно послушать? Всем же важно, не только тебе. Мы говорим о важных вещах и замыкаемся в собственной субкультуре. Но это, извините, похоже на секту, когда ты говоришь о тайных знаниях. У нас, по сути, открытые знания становятся знаниями тайными. Мы не знаем, как их доносить до других людей.
– И что же делать?
– Если каждый преподаватель семинарии будет вести свой блог хотя бы пару раз в неделю, что-то говорить о Христе – пусть у него будет не 70 тысяч подписчиков, не 1 тысяча даже, пусть 500, если из них послушает 30 человек – это же целый семинарский класс. Что тебе стоит на своей странице поговорить 40 минут о двух естествах во Христе? О тех же ангелах, загробной жизни, бесах. А я вижу противостояние. Множество достойных священников видят в ведении собственных страниц в сети, в Инстаграме в частности, ярмарку тщеславия. И, не разобравшись, пишут очень грустные вещи. Что мы все больны тщеславием, гордыней, сребролюбием и еще чем-нибудь, просто пытаемся популяризировать себя. Возможно, какой-то побочный эффект в этом есть. Как будто это надо только нам – священникам- блогерам, – чтобы повысить свою самооценку!
Но в целом, видя, какую колоссальную пользу приносят все священнослужители, которые говорят о Боге в соцсетях, можно приравнять эту работу к деятельности целых епархий. Работает где-нибудь целый издательский отдел. Работают над сайтом, вкладывают туда миллионы. Один компьютер в издательском отделе может стоить кучу денег. Дайте их священнику-блогеру, который найдет возможность популяризировать собственную страницу, который цепляет людей. И по факту он один приведет к Богу большее количество людей, чем огромный штат сотрудников.
– Вы спрашивали у своих подписчиков мнения о своей странице?
– Да, мы периодически делаем опросы на своих страничках: «Друзья, чем для вас является моя страница? Чем-нибудь она помогает или служит для увеселения?» Пишут следующее: «Батюшка, мы перестали бояться священников в собственных храмах, в которые ходим. Мы теперь поняли, что такое Причастие, – нам об этом не говорят. Мы поняли, как правильно исповедоваться, нам об этом тоже не говорят. Мы стали понимать элементарные вещи, например как правильно вести себя в храме. Об этом нам тоже не говорят». Еще пишут: «Я вернулась в Церковь, 20 лет туда не ходила уже. Я пришла к вам с марафона, кто-то вас посоветовал; послушала, почитала, осталась, уже год с вами, уже первый раз исповедовалась, причастилась». Кто-то не развелся, некоторые мужчины, некоторые женщины спасли семью. Были мужики, которые краем уха слушали мои эфиры невольно, потихонечку, потому что жена включала, – соглашались повенчаться.
Блог – это вот что: священник приходит в твой дом и говорит о Христе тогда, когда тебе это удобно
Священник приходит в твой дом и говорит о Христе тогда, когда тебе это удобно. В чем проблема всех нас, всех 40 тысяч священников Русской Церкви? Мы говорим с людьми только тогда, когда удобно нам. Ты приди на Литургию, постой несколько часов, потом на голодный желудок послушай мою 10-минутную, а иногда и 30-минутную проповедь, когда у обычного человека сознание отключается уже на третьей минуте, – а я все равно расскажу тебе о том, что тебе не сильно интересно, а что интересно мне. А мне интересно евангельское чтение. А на апостольское не хочешь что-нибудь сказать? Я лучше расскажу о чуде насыщения пятью хлебами и двумя рыбками. И уходят люди из храма насыщенными духовно, но не интеллектуально. Потому и мужиков нет, потому и женщин большинство. Хорошо, если есть после Литургии катехизаторские курсы. Хорошо, когда есть интеллектуальные занятия.
– Сколько человек готово прийти на такие занятия?
– 30 человек в каком-нибудь московском большом кафедральном соборе. Все заняты, хочется же побыть и с семьей. Ты же работаешь! Это мы ворчим: что вы в храме не остаетесь? Что вы в воскресные школы наши не ходите? Потому что мы, священнослужители, себе относительно принадлежим. Нам не нужно в 6 утра вставать, чтобы добраться до храма. И там сидеть до 6 часов вечера. Разные ситуации бывают, но мы более свободны, чем миряне. Миряне в будни семей не видят вообще, а видят их большей частью только на выходных. И целый день посвятить образованию не всегда хочется. А мы, священники, которые занимаются миссией в соцсетях, приходим к людям тогда, когда им это удобно. Когда дети уже покормлены, когда спать уложены, когда муж помыт и смотрит свой сериальчик, попивает пивко, тебе не мешая, а ты в 9, в 10 часов вечера включаешь батюшек, которые вещают в Инстаграме или в других соцсетях, и слушаешь, просвещаешься, занимаясь своими делами.
– И в каких условиях, при каких обстоятельствах ваши подписчики слушают ваши прямые эфиры?
– Я задавал им этот вопрос. Мне отвечали: кто-то гладит белье, кто-то ребенка укачивает, кто-то засыпает уже, кто-то в метро, кто-то в аэропорту, в маршрутке, некоторые устраивают целый семейный просмотр – по-разному. Но главное преимущество всех этих интернет-эфиров в том, что мы приходим сами к ним домой, мы к ним стучимся по сути. А люди открывают или нет – это уже как получится. У меня был совместный эфир с другим батюшкой о суевериях. Его посмотрели 800 человек. Понятно, что кто-то из них минуту посмотрел, кто-то все полтора часа, это было видно по комментариям. Это же какой нам нужно было зал снять в Москве или Санкт-Петербурге, чтобы вместить все эти 800 человек? Это же полторы консерватории.
Какая честь и почет был бы священнику, который собрал бы в один вечер 500 человек! А здесь простой поп собирает такое же количество зрителей. Потому что есть колоссальный запрос на хорошую проповедь.
Я не отвечу на 1000 вопросов, которые мне могут задать на экзаменах. Я могу получить двойку по всем предметам. Но я знаю ответы на бытовые вопросы. Людям нужно знать, как жить во Христе в повседневности. Вот сегодня. Как себя вести в семье, с мужем, с детьми, что значит быть христианином на работе. Как правильно скорби переживать. Для них это важнее, чем знать, когда была подписана Ферраро-Флорентийская уния.
Хочется, чтобы наши собратья поняли: миссия в интернете – это огромный труд
Все, что мы хотим, это чтобы наши собратья поняли: миссия в интернете – это огромный труд. Даже чтобы на практике набрать 70 тысяч подписчиков – это же времени нужно немало. К каждому нужно постучаться. Ты не просто завел себе страничку и сидишь: ну, давайте, друзья, подписывайтесь. Контент должен быть определенный, очень разнообразный. Ты сам должен искать людей, которым будешь интересен, – это очень серьезный труд. Подписчики не с небес на тебя падают. Кто-то подписался, послушал: «Ерунда какая-то – отписываюсь!» Отписок ровно столько же, сколько и подписок. Я вижу статистику, слежу за ней каждый день. Сто человек подписалось – сто отписалось. Если у меня 70 тысяч подписчиков есть, значит, столько же отписалось за эти три года. Какие-то магазины подписываются, какие-то левые люди. Ну и конечно, эти цифры тоже ни о чем не говорят. Потому что ты послушал два денечка, телефон потерял, Инстаграмом пользоваться перестал, а в подписчиках все равно остался. Можно повысить эту величину до сотен тысяч, но это накрутка. Это мертвые души. Некоторые священники видят в этом некоторую миссию. Они подписывают путем накрутки 20 тысяч аудитории, далекой от Церкви, с целью зацепить некоторых. Даже если 100 или 20 человек останутся со Христом, то такая накрутка оправдана.
– Некоторые священники сняли с себя сан, отказались от служения. В чем причина такого выгорания? Вы ведь тоже в зоне риска.
– Мы все в зоне риска, потому нас так мало. Многие священники на все это смотрят и думают: ради того, чтобы привлечь не в свой храм, а в другие храмы несколько сотен или тысяч людей, я же могу остаться без настоятельства, без прихода, без средств к существованию, попасть в опалу могу. Потому что когда ты говоришь много, ты просто обречен когда-нибудь что-нибудь сморозить. Сказать какую-нибудь глупость, сказать не то, что нравится всем. Некоторых я раздражаю только тем, что веду свою страницу. Раз в три месяца напишут: «Священники в Инстаграме – до чего мир докатился! Все, последние времена наступили! Нет чтобы служить! Куда вы претесь?!» Когда ты сидишь у себя на приходе на селе, не высовываешься, не выпячиваешься – тебя никто не знает, тебя никто не осуждает. Хочешь не ошибаться – ничего не делай. У многих вырабатывается такой принцип взаимоотношений с окружающим миром. Чтобы никто тебя не ругал, не вылезай за границы своего прихода. Есть там 30 бабушек, которые тебя худо-бедно кормят, ну и ладно. «Идите и научите все народы!»? – Для этого есть духовные семинарии, телеканал «Спас»…
Очень хорошие священники, с замечательным образованием, с харизмой потихонечку потухают и если не сгорают, то перестают быть кому-либо заметными. Поэтому, да – это всегда риски, риски оказаться в некоторой опале.
– Но риски есть и изнутри!
– Конечно. Харизмы мало. Прямо пропорциональным харизме должно быть смирение. Без смирения у тебя ничего не получится. Во-первых, харизма и собственное тщеславие начинают людей рано или поздно отторгать. Это будет сильно видно. Ты должен всегда понимать, что над тобой есть правящий архиерей, которому если что-то совсем не понравится, то надо будет страницу закрывать. И ты не должен в этом видеть какую-то трагедию. Ты не сводишься к своей миссионерской деятельности: дал Господь какое-то время миссионерствовать – слава Богу! Теперь не дает! Ну все, теперь сиди тихонечко. Кому-то говорят: выбирай – или служение, или соцсети. Некоторые выбирают соцсети.
– Кто-то склонен считать, что архиереи – тираны.
– Нет, у архиерея не стоит задачи закрыть всю твою миссионерскую деятельность. А просто возникают вопросы к форме, к подаче, к тому, что ты говоришь. Одно дело – если ты догматически подкован и в слове не ошибаешься. А если нет? И если ты убежден в своей неправоте как в правоте? Тогда конфликт неизбежен. Если с годами ведения своих социальных страниц ты становишься все заносчивее и заносчивее, тогда это отразится на взаимоотношениях с собратьями, с которыми ты живешь и служишь, с архиереем, в конце концов. Но ради твоей духовной пользы тебе могут это запретить. А что ты будешь говорить? – «За мной миллионы подписчиков!», «У меня сотни миллионов просмотров на ютубе!» Начинаешь собирать в свою защиту подписи, собираешь десятки тысяч. Мы же знаем прошлогоднюю историю с одним батюшкой. Что это вызывает? Это вызывает еще большее раздражение у священноначалия: «Слушай, друг мой! Помнишь, 20, или 30 лет назад, или 5 лет назад ты подписывал присягу, под которой ты клялся, что ты будешь во всем послушен правящему архиерею? Там твоя подпись стоит и дата». Архиерей считает, что для твоей духовной пользы сейчас тебе лучше помолчать. А там как Бог даст. – «Нет! Люди без меня не спасутся! А как же соборные акафисты, а как же прямые эфиры и так далее». Здесь видно, что понесло человека. И думаешь: а не понесет ли меня когда-нибудь? Как знать! Поэтому плох тот блогер, который не молится о том, чтобы не загордиться, не заездиться, не стать хуже себя вчерашнего, позавчерашнего.
Плох тот блогер, который не молится о том, чтобы не загордиться
– Как вы думаете, если бы в I веке был Инстаграм, апостолы бы его использовали?
– Безоговорочно. Тут и думать нечего! Откройте книгу Деяний апостольских, откройте послания апостола Павла: он использовал любые средства, чтобы говорить о Христе. В любых городах, в любых местах. Говорил всегда по-разному. В ареопаге одну речь произносил, эфесским священникам – другую. На апостольском соборе говорил иначе. Везде говорил по-разному, использовал те средства, которые ему давала эпоха. Сколько он путешествовал! Он бы прямые эфиры не час проводил, а все 12 часов. И телевидение, и интернет, и газеты – все СМИ, которые он мог бы использовать, – были бы использованы. Потому что кому, как не ему, помнить слова Христа: «Идите и научите все народы!»
«Духовная жизнь в провинции и в большом городе». Священник Владислав Береговой
У нас в гостях был настоятель храма Бориса и Глеба в городе Мосальске Калужской области, руководитель Молодежного отдела Песоченской епархии священник Владислав Береговой.
Мы говорили о том, может ли место пребывания человека влиять на его духовную жизнь, и можно ли сказать, что в маленьких деревнях человек ближе к Богу, чем в мегаполисе. Отец Владислав размышлял над вопросами о смысле и целях жизни христианина, а также о том, что такое духовность, как она может проявляться в человеке, и как можно с духовной пользой проводить время в любом месте, в том числе, в транспорте. Наш собеседник ответил, как найти баланс между постоянным желанием профессионального возрастания с поиском все новых возможностей, и умением радоваться и ценить то, что уже есть с благодарностью за это.
А. Ананьев
– Добрый вечер, дорогие друзья. Меня зовут Александр Ананьев. И сегодня я опять буду говорить о насущном, задавать свои вопросы неофита и внимать мудрым ответам своего собеседника. Прежде чем я представлю своего собеседника, хочу поделиться своими переживаниями и озвучить тему нашего сегодняшнего разговора. Каждый раз, как наступает лето, мы с женой садимся в нашу машину и выезжаем за пределы нашего большого мегаполиса, который называется Москва. И каждый раз, когда мы оказываемся в маленьких городках типа Калуги, Суздаля, а может быть, еще меньших размеров, в каких-то деревнях, я выхожу из машины, выключаю двигатель, слушаю пение птиц, чувствую запах дыма из печных труб, смотрю в глаза проходящим мимо людям – спокойные, счастливые глаза, захожу в маленькие храмы и церкви в деревнях и в маленьких городах, и меня не покидает вот какое ощущение: мне кажется, что в маленьких городах, в деревнях, в российской провинции человек ближе к Богу, чем тот, кто живет в мегаполисе, в окружении шума, в мощнейшем информационном потоке, в окружении всякого рода искушений. Так это или нет? Вот мой вопрос неофита сегодня. И на этот вопрос сегодня будет отвечать большой друг, потрясающий собеседник, человек, который готов обеспечить скорую духовную помощь не просто жителям своего маленького города, но всей России, человек, который говорит просто о сложном и спасает от уныния, священник храма Бориса и Глеба в городе Мосальск Калужской области, руководитель молодежного отдела Песоченской епархии, священник Владислав Береговой. Добрый вечер, отец Владислав.
Протоиерей Владислав
– Добрый вечер, дорогой Александр и все дорогие наши слушатели.
А. Ананьев
– Во-первых, я поздравлю вас со всеми праздниками, которые прошли и которые еще будут, потому что из-за этой пандемии мы с вами давным-давно не встречались. Во-вторых, я поздравляю вас с тем, что у вас на 15 тысяч выросло число подписчиков в вашем аккаунте «Скорая духовная помощь». Потому что еще недавно было 50, соответственно, сейчас смотрю – уже 65 с половиной тысяч. В чем секрет вашего успеха, да, хочу спросить, в чем секрет того интереса, который испытывают люди со всей страны и приходят к вам, зачем они к вам приходят и что они у вас получают?
Протоиерей Владислав
– Вспоминается замечательная песенка из одного советского мультфильма «Какой секрет? Какой секрет? Секрета никакого нет!» На самом деле просто соцсети, и работа священника в соцсетях действительно должна быть работой, а не просто легким времяпрепровождением. Надо постоянно в них жить, как ходить на работу. Сколько человек на работе время тратит? Достаточно долго –восемь часов, десять часов. Вот, в принципе, работа в соцсетях, она занимает не меньшее количество времени. Потому что необходимо продумать какой-то текст для поста или снять какое-то видео, потом необходимо поговорить с подписчиками в комментариях, потом необходимо ответить на их вопросы, которые они пишут личными сообщениями, потом следующий пост, ну а потом еще подумать, с кем бы осуществить какую-нибудь коллаборацию, с кем бы провести прямой эфир – со священником, матушкой, с психологом или каким-нибудь известным общественным деятелем – вот чтобы подписчикам было интересно. Это очень важно. Ну есть еще небольшой такой, совсем маленький секрет прибавления последних там тысяч – просто меня порекомендовали несколько хороших блогеров, у которых по сто, по двести тысяч подписчиков. Их подписчики их послушали, прислушались, посмотрели, зашли и подписались. Так что без помощи друга, без поддержки коллег по цеху тут никак не обойтись.
А. Ананьев
– Ну вот чтобы нашим слушателям был понятен масштаб происходящего, я отдельно подчеркну: население города Мосальск Калужской области на 2020 год – 4 тысячи 165 человек, с отцом Владиславом – 4 166 человек. При этом количество подписчиков у отца Владислава – 65 с половиной тысяч. Вы чувствуете разницу – в десятки раз больше, то есть такой огромный город, населенный удивительными людьми.
Протоиерей Владислав
– Да, живыми людьми на самом деле. Ведь как многим кажется: да что это, соцсети, да, какая-то виртуализция, какая-то ярмарка тщеславия, что она дает? Ну это живые люди, которые потом перестают бояться священников – я хочу именно акцентировать на этом внимание. Потому что когда провожу опрос раз в полгода, что вам дает моя страничка и странички подобных же священников-блогеров, они пишут: мы перестали бояться своих приходских священников. Кто-то вернулся в храм, потому что когда-то был кем-то обижен, тем же священником, или свечницей, или просто прихожанином. Кто-то впервые стал вообще слушать о христианстве, хотя когда-то в детстве был крещен, вдруг напоролся на страницу священника, заинтересовался каким-то интересным заголовком, прочитал, прочитал что-нибудь еще, понял, что священники не такие уж и страшные, как это кажется, или когда согласно тем стереотипам, которые им внушило там общество или друзья. Потихоньку, осторожно, напуганные еще там, прислушиваются, а через некоторое время становятся прихожанами тех храмов, возле которых живут. Поэтому если бы у каждого священника, у каждого-каждого из сорока тысяч священнослужителей Русской Православной Церкви было желание не просто вести страничку в соцсетях, в которую постят ну что попало, а с конкретно миссионерские страницы, если бы у каждого было хотя бы по сто человек активных подписчиков, представьте себе, сколько было бы воцерковленных православных христиан на территории нашей необъятной родины – огромное, безумное количество. Храмы были бы переполнены. Ну сейчас почему-то священство не хочет искать новую паству в соцсетях, а думает найти ее где-нибудь в другом месте. А где? Где еще священство не было, где оно не представлено? Везде – в вузах, сузах, на улицах – священство везде, кроме как в соцсетях. В некоторых популярных соцсетях, в которых там сотни миллионов пользователей, количество священнослужителей проповедующих буквально три, пять, семь человек.
А. Ананьев
– Я очень хорошо помню вашу шутку, когда мы встречались: еще можно подниматься на крыльцо в дома к людям, стучаться в двери и предлагать им поговорить о Боге, на что они скажут: нет, мы не будем говорить о Боге, мы православные.
Протоиерей Владислав
– А здесь ты, получается, стучишься к ним домой, вечерком, когда они лежат на диванчике, думают, что бы такого хорошего послушать перед сном – о, батюшка, ну послушаем, интересно. Так потихонечку Церковь наполняется людьми.
А. Ананьев
– Неспроста я начал разговор с вашего вот этого замечательного аккаунта «Скорая духовная помощь». Ну, во-первых, мне приятно об этом говорить и пригласить, может быть, наших слушателей, которые еще с вами незнакомы. А во-вторых, у меня есть предположение, отец Владислав, что вот эта работа в социальных сетях, работа в этом информационном потоке, в интернете, стала для вас, как для человека деятельного, активного, живого, ищущего выхода в ситуации, когда вы оказываетесь в маленьком городе. У вас же есть опыт жизни в большом городе, в мегаполисе – вы, если я не ошибаюсь, родом из Киева, где жили, учились. И вот вдруг оказались в маленьком городе. Мне интересно, это очень важно для меня, как человека, который, крестившись в 40 лет, в 42 года задумался: а не переехать ли в маленький город, чтобы моя духовная жизнь стала более богатой, насыщенной и результативной. Что вы почувствовали, что переменилось в вас, когда вместо шума большого города вы оказались в тишине практически поселка?
Протоиерей Владислав
– Я подумал, что, как говорил классик, надо что-то менять в консерватории. Я подумал, что надо что-то менять в семинариях и духовных учебных заведениях. Потому что вместо того, чтобы годами изучать догматическое богословие, патрологию, экклесиологию и какие-то духовно-практические дисциплины, необходимо изучать элементарные методы выживания в провинции. Допустим, за годик разобраться в Ветхом и Новом Завете, догматическом богословии, катехизисе, а потом четыре года вот изучать плотничество, агрономию, технические инструменты, которыми должен уметь пользоваться священнослужитель в провинции, всякие там культиваторы, газонокосилки, насосы всевозможные, как починить собственными руками дом, который разваливается постоянно, в течение всей своей жизни – что-то там прилепил, что-то отвалилось, что-то починил, что-то опять отвалилось, что-то новое купил, что-то старое за это время уже проржавело. Священник должен быть мастером на все руки, как Спаситель. Священник должен быть сыном плотника. Вообще слово «тект», «тектон», которое переведено в деревянной Европе как «плотник», но скорее переводится как «строительных дел мастер». Господь был мастером на все руки. Где там, много деревьев-то в Иерусалиме или вообще в Израиле найдешь, камней много. Строительных дел мастер должен был уметь построить дом из камня, ну и мебель, конечно, выстругать из древа. Так и священник должен быть настоящим тружеником. Вот с этим я столкнулся в этом городочке в первый момент и понял, как остро мне не хватает специализированных знаний – как посадить дерево, как прополоть все эти огороды, чтобы ничего там не испортилось. Ну, в общем, агрономией надо заниматься и животноводством. Вот я здесь, конечно, несколько утрирую, но если учесть, что подавляющее большинство выпускников семинарии распределяется по маленьким городочкам, деревням и селам, такие знания крайне необходимы. А далеко же не все выпускники семинарии жители деревень, но тем не менее многие из них распределяются именно в них. Так что ребенок должен быть, точнее воспитанник должен быть подготовлен к суровой школе жизни. А уж тем более, если тебе дадут восстанавливать храм какой-нибудь древний, ты же должен все это знать и понимать, как правильно гидроизоляцию сделать, как восстановить, как реконструировать, какие документы необходимо собрать. Тебе приходится этим заниматься уже намного позже, и тебе этих знаний крайне не хватает в начале этого жизненного пути.
А. Ананьев
– Ну вот сейчас я думаю, что вы можете уже написать методичку: деревенский быт и выживание в провинции. И открыть свой собственной курс в семинарии, я думаю, что он будет пользоваться невероятным успехом, потому что это действительно важно. И я вот пытаюсь себе представить, по сути, молодого парня, который родился, учился, вырос в городе, и вот он оказывается в деревне, где действительно надо брать в руки и молоток, и пилу, и лопату, и все-все-все, и знать, как что растет – это же действительно целая наука. Но на самом деле я спрашиваю вас немножко не об этом. Хотя я ожидал, что вот этот бытовой аспект, он действительно окажется чрезвычайно важен. И когда ты сидишь в городе и фантазируешь о том, как здорово было бы в деревне и сразу предстаешь себя этаким Толстым у плуга, за которым бегут какие-то детишки, ты фантазируешь, и твои фантазии далеки от реальности.
Протоиерей Владислав
– Да, надо очень много инструментов купить: культиватор там, газонокосилку, там циркулярную пилу, лобзик, болгарку, у тебя должны быть наборы всевозможных этих насадок, наконечников, то есть ты должен разбираться, чем там ламинат шестой толщины отличается от ламината там десятой толщины ну и так далее. В общем-то, да, надо иметь какую-то еще материальную базу перед тем, как куда-нибудь приехать. Потому что если что-то строить, надо чем-то строить, без молотка куда уже ехать-то, без молотка никак. Ну слава Богу, у многих – последнюю фразу скажу, – у многих священников все равно есть там свои родители, отцы, матери, тещи, свекры, которые все равно на первых порах, конечно, крепко помогают. И надо сказать, кому-то помогают до конца дней своих. И не всегда состоятельный священник – это священник, которого кормит приход. Иногда просто кормят его же собственные родители или родители супруги. Таких ситуаций, насколько я вижу вокруг себя, очень много. Давайте так, я сейчас не могу процент вам сказать, о количестве, но очень много.
А. Ананьев
– Вы слушаете «Светлый вечер» на радио «Вера». Вопросы неофита задаю я, меня зовут Александр Ананьев. А на них отвечает священник храма Бориса и Глеба в городе Мосальск Калужской области, руководитель молодежного отдела Песоченской епархии, священник Владислав Береговой. И я наблюдаю за тем, как вы проводите литургии в этом удивительном, с тяжелой судьбой, храме Бориса и Глеба в Мосальске, и радуюсь тому, что храм преображается, храм восстанавливается. И ваше деятельное участие с молотком, пилой и лопатой в руках, вот в буквальном смысле, я в этом ничуть не сомневаюсь, преображает этот храм.
Протоиерей Владислав
– Это есть такое. Вот возвращаясь к вашему вопросу по поводу духовной жизни в провинции, я бы, конечно, выразил бы, с вашего позволения, некоторый скептицизм. Имея возможности сравнить и город, и провинцию, большой мегаполис и небольшой городочек, я вижу, что под общий знаменатель ставить, конечно, нельзя никого. Есть невероятные там подвижники духа и благочестия в больших городах, на больших площадях, среди шума, гама и невероятных скоростей и есть совершенно там духовные раздолбаи в самых святых местах. Если бы само место делало человека святым, то, наверное, во всех монастырях, во всех храмах мы видели бы только святых, и не было бы никаких скандалов среди монастырей, и не было бы никаких вынужденных запретов в священнослужении и снятия сана. А такие ситуации мы тоже, к сожалению, знаем. Поэтому, конечно, скажу словами классика, что не место красит человека, а человек место. И в провинции, к сожалению, людей в храмах меньше, чем в городах. Можно, конечно, предположить, что в процентном соотношении их ровно такое же количество, да, просто когда в какой-нибудь Москве, где живут миллионы людей, храм переполнен, потому что туда ходит один процент от ста тысяч, живущих в ближайшей окрестности. А если в нашем городке ходит там один процент, значит, тридцать человек в храме, то это как бы крайне мало, но процентное соотношение то же самое. Просто мне всегда казалось, что человек, который ближе к земле, ближе к пониманию того, что если Господь не пошлет дождик, не даст солнышка, не оградит твой дом от урагана и не будет как-то деятельно участвовать в твоей конкретной жизни, то такой человек, он будет острее нуждаться, острее чувствовать необходимость в Боге и в храм прибегать хотя бы из таких же соображений там: «Господи, помоги! Господи заступи! Подай, Господи! Защити, Господи!» Но мы видим людей, которые крайне вот нуждаются в Божией помощи, но при этом совершенно Бога не чтут и не помнят, как будто Его и нет. То есть нет, к сожалению, вот этого вот чувства защищенности, нет необходимости у людей вот это прочувствовать, осмыслить. К сожалению, это так есть. И поэтому что в городе, что в маленьких городках, процент воцерковленных, наверное, людей совершенно одинаков. Место человека ближе к Богу не делает. Хотя должно было бы. Наоборот, иногда, знаете, вот ведь душевным иногда можно подменить духовное. И человек в провинции, он расслаблен, допустим, если какие-то средства к существованию есть, ему необходимо постоянно работать, работать за крайне небольшие средства, чтобы как-то выжить. Если жизнь более-менее размеренная, то казалось бы, природа, птички, травка, цветочки, хороший свежий воздух, там летающие аисты над домом должны тебя как-то раскрепощать и, как Канта, убеждать в том, что Господь существует, как он там говорил, что удивляло две вещи больше всего в жизни: звездное небо над головой и голос внутри себя нравственный. Так вот иногда человек, живущий в провинции, полностью удовлетворяется вот в душевном плане внешней красотой окружающего мира, и хорошо, ему спокойно. А вот городскому человеку, который кроме стекла, бетона, там жары, постоянных поездок и перемещений в транспорте ничего не видит и не может найти отдушину в созерцании там природы, то он устремляется к Богу: дай-ка в храм схожу, может, там полегчает. И в храме легчает. Так вот интересный парадокс, мне кажется, имеет место быть.
А. Ананьев
– Отец Владислав, вы фактически ответили на мой незаданный вопрос, который я хотел как раз задать следующим: насколько отличается в духовном плане и в душевном опять же – очень здорово, что вы провели такую границу между двумя этими вселенными, – в провинции и в большом городе? Потому что у меня было восприятие как раз такое: люди более одухотворены, живя тихой, размеренной деревенской жизнью. А потом в деревне же сохраняются традиции более бережно, чем в городе. Город безжалостно смывает все традиции, они не остаются уже через поколение.
Протоиерей Владислав
– А все зависит от того, как светская власть тяжелым сапогом атеиста прошлась по этому городу. Если все храмы были закрыты еще в 30-х годах и не открывались до 90-х, нет никаких традиций. И убедить людей в существовании Бога, необходимости ходить в храм и вообще в существовании какой-нибудь духовной жизни и системы нравственных ценностей, кроме советских, невозможно. Должно, наверное, целое поколение другое родиться. И опять же, каким оно рождается – тоже безрелигиозным, потому что их родители воспитали вне веры в Бога. Я каждый раз, когда прихожу в первый, второй класс в наши начальные школы, с грустью констатирую факт, что дети совершенно не знают о Боге ничего. Если первоклашку спросить, где родился Христос, в день Рождества Христова, они, как правило, говорят: в России. Есть такой грустный факт. И, в принципе, спрашиваю, у кого дома иконы есть, там два-три человека даже руки поднимут. То есть видно, что родители тоже особо не молятся. И у них абсолютное отсутствие каких-либо знаний о Боге. Поэтому слушают тебя с таки невероятным интересом, такой отклик живой и трогательный, вопросов огромное количество у всех классов, от первых до старшеклассников. То есть чувствуется огромная вот лакуна информации о Боге, потому что никто с ними об этом не говорит. В городах в принципе худо-бедно кто-то знает, уже потому, что ты растешь в христианской культуре, вот изучая русскую литературу, ходя по русским музеям. Если уж про Москву говорить, то, извините, как можно ходить по Третьяковке, разбираться в русском искусстве классическом, не зная никаких евангельских историй. То есть это хотя бы на слуху у тебя что-то есть, что-то слышал там про крещение Христа, естественно, про рождение Христа, про явление Его народу или какие-нибудь другие евангельские истории, которые так или иначе связаны с русским искусством. Кстати, вот касающееся духовного и душевного: если сельский житель отдыхает на природе, то городской человек, он напитывается душевностью в концертных залах, в музеях, вот и других храмах искусства, то есть он тоже все равно ищет, ищет какого-то отдохновения для души.
А. Ананьев
– Да, как человек, который периодически соприкасается с современным искусством, в первую очередь с современным, уж так получается, все-таки я осмелюсь напомнить, что искусство, само слово происходит от слова «искус» – то есть искушение. И едва ли вот в современном понимании, не все, конечно же, но по большей части, современное искусство, современная музыка, современный кинематограф, даже современная живопись приближает нас к Богу. Она скорее заставляет нас снова и снова переживать какие-то искушения. И спроси меня, идет ли нам это на пользу, я не смогу ответить, я не знаю. Мне кажется, что оно, ну оно делает нас образованней, оно делает нас разностороннее, но делает ли оно нас ближе к Богу – едва ли. Хотя это мое частное мнение.
Протоиерей Владислав
– Конечно же, не все в современном искусстве все так плохо, как может показаться. Но в целом в эпоху постмодернизма все очень плохо. Потому что о Боге культура теперь не говорит. Сама культура, она от слова «культ». Если культура не приближает тебя к религиозному почитанию, поклонению Богу, источнику всей красоты, то грош цена этой культуре и кинематографу, и изобразительному искусству, и музыке. Найдите мне хоть одно произведение Баха, которое не было бы посвящено Богу. Если внимательно вникать в классическую образцовую музыку, или изобразительное искусство, литературу, как можно не задуматься о Боге. Ведь нельзя же никакому талантливому человеку, вот сказать тебе: «Бог есть и не спорь» – человек никогда это не примет. То есть любое искусство должно заставить задуматься и подвести человека к самостоятельному решению, к этому выбору, есть Бог или нет. А если есть, то Кто Он. А если Христос, откуда в мире столько зла? Дело в моей свободе, дело во мне? И многие другие там религиозно-философские вопросы должен человек решить самостоятельно. Ну а что касается опять же искусства, апостол Павел говорит о христианской общине, что должны быть между вами разногласия, для того чтобы определились искуснейшие. Ведь искусство не только от слова «искушение», но и от слова, можно сказать, «самый лучший», «лучший из всех». Ведь мы в картинных галереях выставляем не детские рисунки великих художников, а те произведения, которые до глубины души доходят и вызывают у человека глубинные размышления о смысле бытия и бренности всего сущего. Поэтому здесь Марья-искусница, да. Не искушательница, а все-таки искусница, то есть девушка, которая умеет блистательно там вышивать ковры и прочее. Понимая, что современное искусство, если не говорит, не обращается к вот половым инстинктам человека, то никто и ходить не будет. Мы это видим, к сожалению, и в театральном искусстве, в кинематографе и в публицистике, то есть во всем. Искусство теперь хочет быть задорого проданным очень быстро. Поэтому приходится обращаться к низменным инстинктам человека и на этом играть, и на этом становиться популярным. Мне кажется, сейчас в театр, в котором ставят какое-то классическое произведение Чехова, где «Три сестры» это действительно три сестры, а не три мужика в женских платьях, уже, наверное, никто и не пойдет.
А. Ананьев
– Вот мы вместе с женой поставили небольшой, но очень трогательный спектакль в МХАТ имени Горького, и как только нам будет разрешено мы продолжим этот спектакль играть, он называется «Двенадцать непридуманных историй». Мы все-таки можем утверждать, что разговор со сцены о Боге, он востребован, он нужен, и люди с радостью приходят, каждый раз аншлаг. И, кстати, вас приглашаю, как только у нас опять будут приглашены зрители в зал.
Протоиерей Владислав
– Приятно, спасибо. Очень приятно и отрадно. Как только вся эта пандемия закончится, будь она неладна, конечно, руки в ноги, сразу к вам.
А. Ананьев
– Ровно через минуту полезной информации на радио «Вера», мы продолжим разговор. Я хочу поговорить о генетической памяти, которая, может быть, сохранилась в деревне лучше, чем городе, а также ни много ни мало о смысле жизни. Не переключайтесь, будет интересно.
А. Ананьев
– Мы продолжаем разговор со священником храма Бориса и Глеба в городе Мосальск Калужской области, руководителем молодежного отдела Песоченской епархии, священником Владиславом Береговым, он у нас сегодня в гостях. Я Александр Ананьев. И почему у меня, отец Владислав, возникло ощущение, что человек в деревне ближе к Богу, чем человек в большом городе – а именно такая тема нашего сегодняшнего разговора – уточняю для тех, кто к нам только что присоединился. Когда ты идешь по городу, ты с вероятностью 99 процентов не услышишь того, что ты услышишь, проходя по деревенской улице. Это яркое воспоминание из моего детства, потому что фраза прозвучала для меня неожиданно, и даже как-то меня немножко испугала: старушка, говоря с моей мамой, сказала: ну, помогай тебе Бог. Вы понимаете, может быть, она не знает, где родился Спаситель, но где-то вот в генетическом коде у нее вшита близость к Богу. Может быть, даже просто это выражается на словах. Может быть, она ходит в храм на Пасху и на Рождество. Но даже вот на разговорном уровне «Бог в помощь», «помогай тебе Бог» или даже «уж Боженька тебя накажет» – я и такое слышал от старушек в деревне. Но все равно даже на этом уровне Бог ближе там, чем в городе. Разве это не так?
Протоиерей Владислав
– Ну не под общим знаменателем, однозначно. Если этой бабушке смогли передать веру ее бабушки, если храм вдруг в ближайшей, не знаю какой зоне, там десятикилометровой, не закрывался в советское время или хотя бы священник где-нибудь на дому служил в советскую эпоху, то естественно, это все могло остаться. То есть в тех семьях, где в храм никто не ходил никогда, оно все постепенно вот замыливалось и забывалось. И даже элементарная статистика говорит, что в провинциальных городах и в глухих областях России, далеких от центра, советская власть намного более успешна была в борьбе с Церковью, чем в центральном регионе. В той же Москве, в том же Питере всегда можно было при желании прийти втихаря в храм или хотя бы рядом помолиться. Некоторые культовые сооружения сохранялись, уже просто своим видом напоминали тебе о Боге. А если это изживалось десятилетиями, то сохранить веру было крайне сложно, конечно же. Но в целом, если она была сохранена, вот на таком бытовом уровне она передавалась. И опять же, когда я среди подписчиков проводил опросы, что повлияло вообще на то, что вы сейчас православный христианин, очень многие писали, что наша бабушка, которая молилась по ночам: я там засыпал, она что-то читала, тебя крестила, вот говорила такие же слова, которые вы сейчас припомнили, с упоминанием Бога, и не как поговорку, именно от сердца, от души, ведь все зависит от интонации, вот, и где-то оно засело глубоко в душе. Это, может быть, не сыграло на твою там колоссальную религиозность к двадцати, тридцати годам, а потом всколыхнуло и всплыло. Когда человек сталкивается с какой-нибудь жизненной проблемой тяжелой, которую может разрешить только Господь, он вдруг вспоминает свою бабушку, которая когда-то говорила о Боге. Ты идешь в храм, и дай Бог, чтобы ты там еще столкнулся с хорошим священником, который тебя за ручку возьмет и к Богу приведет.
А. Ананьев
– А вот теперь мы переходим, наверное, к самой важной части нашего разговора, к части разговора о смысле жизни. Вопрос в лоб: в чем смысл жизни, отец Владислав?
Протоиерей Владислав
– Нельзя сказать, что он у каждого свой, как, наверное, любят говорить в современном обществе и тем самым низводя его к проблеме отсутствия объективной истины. Если у каждого свой смысл жизни, то его просто нет. Ты считаешь смыслом жизни что угодно, при этом от тебя большего и не спрашивается. Считай, что хочешь, думай, что хочешь, главное будь активным элементом общественной жизни, не будь антисоциальным человеком, приноси пользу обществу, семье и верь во что хочешь, – так говорит современное общество.
А. Ананьев
– Я так и сам думал до недавних пор, когда мне было 20, 25 даже 30, я тоже был уверен, что в общем, это очень близко к тому, чтобы считаться смыслом жизни: никому не вреди, будь успешен, реализуй себя, и все будет хорошо с твоим смыслом жизни. Воспитай детей, да, да, да.
Протоиерей Владислав
– А там вообще берешь, что хочешь. Лопух вырастет на могиле твоей – хорошо, там вечность банька с пауками – ну хорошо. Переродишься в улитку – ну тоже хорошо. Будешь жить вечно с Богом – ну и ладно там. Вообще перестанешь существовать – ну да ладно. Ты, главное, приноси пользу обществу, ты не сильно вреди ему – вот, собственно, все, что от нас требует мир. Ну и в принципе, если говорить об этом вопросе с точки зрения государства, ну в каком-то смысле оно и право. Ну а что получается, что подойти к человеку, который копает яму, вот классический вопрос, например: «Что делаешь? – Яму копаю. – Тяжело? – Да, тяжело. Ну такой грунт тяжелый, сложный. – А зачем? –Не знаю. – Скажи, так ты и не погреб собираешься строить, и не гараж, и не могилу, что ты собираешься сделать потом? – Не знаю, просто копаю. – А, ты просто хочешь стать сильнее? – Да нет, я просто копаю. – Слушай, а ты безумец, наверное». Может быть, так вслух не скажешь, но подумаешь и отойдешь. Каждый, кто скажет: ну действительно, да, человек немножко не в себе. И каждый из нас, который не имеет цели, окончательной цели в своей земной жизни, которая распростирается дальше, чем после твоей смерти, похож на этого человека. Ты все время копаешься во всех своих там жизненных проблемах, что-то решаешь там, ставишь себе цели, одни цели являются средством достижения следующих целей, чуть больших, чем эти средства. А совокупность там достигнутых целей все равно является средством для достижения еще большей какой-нибудь цели. А цели всей твоей жизни, что по смыслу равняется смыслам, нет. То есть зачем ты вообще живешь. Да, ты работаешь, чтобы есть, что ешь, чтобы дальше продолжать работать, а работаешь опять, чтобы что-то съесть, чтобы тебе на голову не капало. Ну а когда ты съел что-то, ты получаешь силы, чтобы дальше работать. А потом смерть и все. Подожди, а зачем это все было, вообще зачем? Ну если есть смерть как объективная данность, которую ни один человек не может преодолеть, умирают все, и грешники, и праведники, олигархи и бедные люди, все умирают. И далеко не все в 90 лет на своей постельке, в окружении внуков и правнуков. Далеко не все. И не факт, что ты доживешь до этого возраста. И получается, ты можешь всю жизнь что-то делать, страдать, болеть, переживать, нести потери, в том числе там и родных, сопереживать всему этому, а смысла в этом нет. Если то, что ты делаешь, не может быть забрано тобою в вечность, ну нет смысла во всем том, что ты сейчас сделал. Если не распростирается в загробную жизнь то, что ты здесь приобрел, то и не было смысла в этом приобретении. Поэтому если существует истина, она должна быть объективной, абсолютной для всех. Она должна быть единственной, и она не должна уничтожаться со смертью. Тогда действительно это настоящий смысл, придающий смыслы всей твоей жизни – и страданиям, и радостям, и потерям, и приобретениям. Христианство дает ответ на этот вопрос. Если ты в храме находишься потому, что там ты русский и потому что в храме исцеляют, а не потому, что ты нашел смысл жизни во Христе, то скорее всего ты рано или поздно разочаруешься в Церкви. Потому что она не отвечает на те запросы, которые ты транслируешь ей. Она о другом, она о смысле.
А. Ананьев
– Вот именно поэтому мне доставляет такой удовольствие общение с вами, отец Владислав. Вы меня прекрасно поняли и поняли именно то, что я и очень хотел от вас услышать. Мне сейчас 42 года, я очень хорошо помню, зачем я переехал в Москву 20 лет назад: Москва давала больше возможности работать, Москва давала больше возможности зарабатывать, она давала больше возможности найти себя, она предлагала больше выбор. Мне сейчас 42 года, и вот в этом возрасте, тем более крестившись два года назад, я отчетливо понимаю, насколько коротка земная жизнь. Я не говорю о том, что я старый, мне скоро умирать, нет, у меня большие планы, и у меня все хорошо. Но я понимаю вот сейчас очень точно, что земная жизнь конечна, и все то, что предлагает Москва, за чем я сюда 20 лет назад переехал, оно не имеет ровным счетом никакого отношения к тому, что я сейчас понимаю под смыслом жизни. И вот теперь вопрос. Все то, что предлагает Москва или любой другой, поставьте свой, – я вот сейчас обращаюсь к слушателям радио «Вера»: поставьте название своего любимого большого города, куда вы, возможно, переехали 20 лет назад за лучшей жизнью, за большим благом, – какое отношение оно имеет к тому, о чем сейчас говорим с отец Владиславом. Какое отношение оно имеет к тому смыслу, к которому мы все идем. Разве вот эти императивы: беги, успевай, будь вовремя, будь успешен, получи больше, а ведь в конечном итоге да, мы оцениваем себя по тому, сколько мы получаем, как денег, так и возможностей, так и удовольствия, насколько мы способны делиться всем этим – как много фильмов мы посмотрели, как много там спектаклей мы посетили, еще что-то. Какое это имеет отношение к нашей цели жизни, к смыслу нашей жизни? Мне кажется, что вот в деревне в маленькой вот этого всего нет, и раз вот этого всего нет, оно не отвлекает нас от пути к цели нашей жизни. А поскольку жизнь коротка, и она конечна, тратить время на вот этот весь шум, который заставляет тебя двигаться в сторону, противоположную Богу. В конечном итоге, может быть, стоит собрать себя в кучу, и в возрасте 42 лет собрать чемодан и сказать: так, поеду-ка я в Мосальск. Не потому, что мне там хочется, и не потому, что там люди лучше. Вот отец Владислав говорит, что люди там точно такие же, как и везде. Но там не будет всего того, что отвлекает меня от главного. И, может быть, там я буду ближе к Богу.
Протоиерей Владислав
– А вот опять я с вами не соглашусь. Вот совсем не соглашусь. Потому что если Бог уже не с тобой, не в твоем сердце, пока ты живешь в Москве, в Таганроге или в Сибири, то в Мосальске ты тоже не найдешь. «Сыне, даждь Мне сердце твое», – говорит Господь Бог Саваоф. Вот Царствие Божие внутрь вас есть. Мы знаем из истории святоотеческих патериков, как некоторые, уставшие от своего гнева, подвижники уходили из общежительных монастырей, где их все раздражали. Уходили в пустыню, вздыхали свободно, говорили: Боже мой, как хорошо, как мне надоели все эти братья мои, которые там кто-то злобный, кто-то ворчливый, кто-то властно-амбициозный. Тут нет никого, то есть я отдыхаю душой и телом. День, два, третий, недельку – хорошо, благодать, кажется, Дух Божий на тебе почил. А потом ты решил водички попить, протягиваешь руку к кувшину, уже ожидаешь, как студеная водица охладит твое раскаленное горло, а там нет воды. Ты с гневом разбиваешь этот кувшин об стену, ругаешься и чертыхаясь: да как такое, куда она делась, вчера наливал, что ж такое-то! И понимаешь, что ты бесами был просто уловлен в такую простую незатейливую ловушку. Ты гнев свой забрал с собой, ты просто перестал его проявлять. Братий нет рядышком, ты не проявляешь на братий. Но ты проявляешь там на кувшин, на дождь, на зной, на холод, на тепло – вот на все. Ты ворчишь от всего, тебе все не так. Ну как, собственно, современный человек мало чем отличается от этих подвижников древности, которым все тоже было не так. Ну в этой святоотеческой истории закончилось все хорошо – он осознал, как он был диаволом посрамлен, вернулся в общежительный монастырь и понимал, что гнев надо просто в себе сдерживать и просить Бога о преодолении его до конца дней своих. Если ты из Москвы выедешь без Духа Святого в сердце, ты тут Его не приобретешь. Это иллюзия, что в тишине и спокойствии ты будешь лучше молиться. Ты будешь смотреть сериальчики и тыкать новостную ленту Инстаграма (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) или какой-нибудь другой соцсети. Ты будешь, ну в лучшем случае, прогуливаться по местному бору или ходить купаться на речку. Но это же не духовность – отдыхать на природе. Духовность – это жизнь Духа в тебе, то есть необходимо же с нею быть. И сколько я знаю москвичей, которые усердно молятся по дороге на работу, по дороге домой, в маршрутках, в метро, вот во всех этих скоплениях людей. И: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» – так идет молится, идет и молится. Снаружи москвич москвичом, человек человеком, ничем не отличающийся от других людей. А он с Богом. Я знаю тех, кто на собственном транспорте ездят, многие постоянно слушают Псалтирь в пробках, Осипова Алексия Ильича, там радио «Вера» слушают, телеканал «Спас», то есть духовно образовываются. Я знаю, совершенно достоверно, достаточно многое количество людей, которые говорят: мы в пробках и в транспорте всю свою духовную жизнь провели. То есть мы прочитали, прослушали и прочитали все Евангелие, и святоотеческую литературу, и просмотрели вот все необходимые там фильмы, там и ответы священников, мы возросли духовно в транспорте. Ну а если ты проснулся с утра в деревеньке: поели – можно и поспать, поспали – можно и поесть. Я вас уверяю, гражданину в провинции необходимо в три раза больше работать, для того чтобы заработать в три раза меньше денег, чем гражданину любого большого города, то есть в этом тоже проблемы. Иллюзия отдыха в провинции это не что иное, как иллюзия. Зарплаты меньше и выживать сложнее. И если ты хочешь переехать в Москву в деревеньку, у тебя просто должен быть хороший счет в банке или ты должен быть совершенно узко специалистом, который востребован на рынке даже на удаленке. Каким-нибудь айтишником, ну или даже радиоведущим. Наверное, вы с одинаковым успехом можете вести эфиры на удаленке, как из московской кладовки, так и из мосальской кладовки.
А. Ананьев
– Так все и происходит.
А. Ананьев
– Вы слушаете «Светлый вечер» на радио «Вера». Я продолжаю задавать вопросы неофита священнику храма Бориса и Глеба в городе Мосальск Калужской области (между прочим, городе, который произвел на меня очень благостное впечатление, хотя, может быть, просто потому, что я смотрел на него глазами моего сегодняшнего собеседника), руководителю молодежного отдела Песоченской епархии, священнику Владиславу Береговому. Практически разрушили хрустальные мои иллюзии, отец Владислав. Я подозревал, не буду лукавить, что примерно таким и будет ваш ответ, но я не ожидал от вас такого радикального мнения относительно того, насколько я заблуждаюсь про жизнь в деревне. Не так давно я беседовал с еще одним замечательным священником из Рязани, и его как раз тоже спросил: скажите, а вот, быть может, для того, чтобы стать по-настоящему счастливым, таким счастливым, как вы (и вот я сейчас слушаю вас, у вас ведь тоже в голосе и радость и улыбка и счастье), может быть, мне стоит переехать в Рязань? На что он засмеялся и сказал: ну переехать в Рязань может быть две причины: первая – это вы сойдете с ума, а второе – это вы начитаетесь всякого рода православных порталов. Больше каких-то причин переезжать из Москвы в Рязань у вас нет. И вы, в общем, абсолютно созвучны с мнением этого замечательного священника. Однако я все-таки буду дальше гнуть свою линию, с вашего позволения, отец Владислав. Я обратил внимание на то, что у меня есть очень неприятная черта: каждое утро, проснувшись, не всегда помолившись, отмечу, сварив чашку кофе, я захожу на пять-шесть порталов в интернете, которые предлагают новые проекты, новые вакансии, новые работы – это уже привычка, потому что я хочу вот новых возможностей для себя. А недавно я задумался: а вот эта вот настройка на поиск новых возможностей, разве она не делает меня хуже? Хотя я, конечно же, благодарю Бога каждый раз, когда у меня там есть такая прекрасная работа, как сейчас вот с вами, работа на телеканале «Спас», работа в журнале «Фома». Ну вот понимаете, это вот как родители положили тебе в тарелку картошечку там, пюре, да, котлетку, салат, а вы не то чтобы недовольны тем, что они вам положили, но все равно лезете в шкаф и еще за чем-нибудь, и еще за чем-нибудь. Вместо того, чтобы посмотреть им в глаза и сказать: папа, мама, спасибо вам большое, это прямо вот то, что мне надо и больше мне ни к чему. А вот как раз характер большого города, его ритм, его жизнь заставляют меня постоянно лезть в шкаф за конфетами, за печеньем, еще за чем-нибудь. И это становится для меня нормальным, что мне всегда мало. Из-за этого я начинаю задавать вопросы городу в общем, и вам в частности: разве это меня не портит в духовном плане?
Протоиерей Владислав
– Человек ищет, где лучше, рыба, где глубже. И в этом нет ничего противоестественного. Более того, нас подгоняет притча о талантах, которую мы знаем очень хорошо, уже на уровне подсознания практически, у христиан она прописана генетическим кодом. Когда ты понимаешь, что если тебе дан какой-то талант – уже, конечно, речь идет не о килограммах серебра, а о некоторых предрасположенностях – интеллектуальных, душевных, физических – к той или иной профессии, ты должен отдать больше. Ты получил один, а отдай десять, ты получил десять – приобрети двадцать, сорок, сколько угодно, но уж не вернуть Господу то, что получил. Поэтому если есть возможность после достижения какой-то планки, утверждения в ней – я имею в виду сейчас сугубо профессиональной контекст, хотя и можно сказать и в духовном контексте, безоговорочно так – ты ищешь дальше нового, тебе действительно становится немножко скучно. Когда ты достигаешь некоторой профессиональной высоты, о которой годами назад ты только мечтать мог, все равно тебе становится немножко скучно, ты хочешь чего-нибудь нового, чего-то большего, более сложного. Потому что, если даже остановиться на достигнутом, ты начинаешь падать вниз, тебя это профессионально ограничивает. Да, ты чего-нибудь достиг, ты шел к этому годами, тренировался, ты мозоли набивал там, до кровавого пота трудился, ночами не спал, теперь ты уже достиг чего-то высшего, высокого, важного, надо идти дальше. Но дальше нас останавливает там другая евангельская фраза, которая корректирует первую: «Ищите прежде Царствия Божиего, а все остальное приложится вам». И что присутствие в Церкви большой начинается с Церкви малой: если твой карьерный рост негативно влияет на твою семейную жизнь – тебя семья не видит, дети тебя не знают, вот жена уже подзабыла, когда теплое слово от тебя какое-нибудь слышала: привет, борщ разогрет? Или суп, или что-нибудь еще, лапша. И все, поел и спать. В лучшем случае фильм какой-нибудь вместо посмотреть, а так вместе только потому, что вместо интересней, а не то что тебе сильно хочется побыть сейчас наедине с своей супругой или там поиграть с детьми во что-нибудь. То есть мы убегаем в работу, часто жертвуя семьей и духовной жизнью. Вот от этого Господь нас останавливает: подожди, не торопись. Ты, конечно, можешь дальше вырасти и приобрести там больше знаний, опыта, власти, славы, денег, а не жертвуешь ли чем-нибудь? Может быть, ты сейчас лет на десять свою жизнь укоротил, стараясь там достичь какого-нибудь карьерного роста, который тебе совершенно вот не по силам. У тебя там уже сердечко побаливает, у тебя там уже и голова уже какая-то дубовенькая по утрам, ты уже просыпаешься уставшим. То есть не потеряешь ли ты веру, здоровье и свою семьи в погоне за профессиональным возрастанием? Поэтому не зря Патриарх и все священники говорят: культ потребления это ужасно, там остановитесь, одумайтесь. И нас там потом ругают: да на себя посмотрите, у вас у самих там рыльце в пушку. Мы говорим серьезные вещи. Если ты ставишь себе высокие материальные планки: так, я хочу не такую квартиру, а такую, не такой автомобиль, а такой – там получше, побогаче, побыстрее – и вот так во всем, одежда там не из магазина уже.
А. Ананьев
– Ну мы же так все и делаем, слово в слово, буквально.
Протоиерей Владислав
– И все это просто гонишься, гонишься и никогда не догонишь никакого счастья. Мы же не хотим просто лучшего качества одежду. Мы хотим, чтобы был там штильдик, там «Dolce&Gabbana» или какой-нибудь там еще «Gucci», чтобы показаться людям, что ты не такой, как другие, ты дошел до некоторого уровня, который недоступен тем, кто пониже. А я уже выбрался из этой нищеты, из этой бедности, я могу там роскошествовать. А качество одежды-то в обыкновенных там брендах, которые стоят в сто раз дешевле, такое же, а может быть, даже и лучше. А если кто-нибудь сам шьет там одежду из льна, еще экологически и чище, и приятнее. В общем, но людям надо не быть, а казаться, к сожалению. И начинается вот эта гонка за успешностью, за карьеризмом, за деньгами только для того, чтобы казаться людям не такими, какой ты есть на самом деле. И вот здесь надо немножко остановиться. Поэтому ваша ситуация, если вы профессионально растете, вам скучно в той сфере, в которой вы уже достигли всего, то пожалуйста, конечно, Бог в помощь. Я в своей сфере тоже постоянно там должен расти, и мне тоже интересно: здесь опыт набрался, здесь набрался, почему бы здесь не набраться еще. И так любой человек. Главное знать меру, вот и все. Давайте на этом и окончим.
А. Ананьев
– Быть, а не казаться и в вечном стремлении получить больше знать меру – по-моему, прекрасное многоточие в нашей беседе. Хотя все равно душа моя стремится в тихий уют маленьких городов, таких как Мосальск, отец Владислав, что бы вы ни говорили. Спасибо вам большое за этот час.
Протоиерей Владислав
– Я когда сюда переехал, мне матушка сказала: «Господь исполнил мое желание, когда я оказалась в Мосальске, но на 50 лет раньше».
А. Ананьев
– Запомню ваши слова. Спасибо вам большое за этот разговор. Вот, как всегда, отдохнул душой рядом с вами. Сегодня мы беседовали со священником храма Бориса и Глеба в городе Мосальск Калужской области, руководителем молодежного отдела Песоченской епархии, Владиславом Береговым. Спасибо вам, отец Владислав.
Протоиерей Владислав
– Спасибо вам, дорогой Александр. Пусть Господь благословит вас и всех слушателей радио «Вера».
А. Ананьев
– Да, вернуться к нашему разговору вы, как всегда, можете на нашем сайте https://radiovera.ru/. Я Александр Ананьев. Услышимся в следующий понедельник. До новых встреч.
Скачайте приложение для мобильного устройства и Радио ВЕРА будет всегда у вас под рукой, где бы вы ни были, дома или в дороге.
Слушайте подкасты в iTunes и Яндекс.Музыка, а также смотрите наши программы на Youtube канале Радио ВЕРА.
«Что будет с котиком после смерти?» Священник Владислав Береговой — о скорой духовной помощи в интернете
Со священником спорят, обзывают и могут обматерить
— «Можно ли делать макияж?», «Можно ли носить леггинсы?», «Что будет с душой котика после его смерти?». Вот лишь несколько вопросов, которые вам задавали подписчики. Вроде бы они не духовные, это бытовое христианство. Почему вы уделяете им столько внимания в своем блоге?
— Ты листаешь ленту, смотришь тюленей, чьи-то завтраки и лифтолуки, а потом по хештегу тебе попадается священник. Дай почитаю. Оказывается, занятно! Подпишусь, задам вопрос. Вот котик недавно умер. Встречусь с ним в Царстве Божием или не встречусь? Простой вопрос? Простой, но важный. Если он задан, значит, он у человека болит и ему действительно это интересно. Почему я должен считать такой вопрос примитивным?
Если ты верующий, то первый вопрос, который ты себе задаешь: как мне являть свою веру? На верхушке айсберга стоит Евхаристия. Чтобы подняться до Евхаристии, надо подготовиться к ней, надо что-то почитать. Опускаемся чуть ниже. А как вообще в жизни проявлять заповедь любви к ближнему? Относись к другим так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе. А когда ты уже пытаешься распространить веру на всю свою жизнь, возникает огромное количество обрядовых вопросов, в том числе и совершенно естественных.
Когда ищешь ответ на сложный духовный вопрос
— Какие самые популярные вопросы среди подписчиков?
— Самые популярные касаются женских дней. «Можно ли в эти дни прикладываться к святыням?» Это бессмертный вопрос. Сколько ни отвечай, все равно придут новые люди и начнут его задавать. Примерно 10%, когда говоришь «можно», отписываются как от модерниста и либерала: «Ужас-ужас, нам батюшка не разрешает даже в храм заходить, а вы такую ересь несете». Заведомо «знают» ответ и проверяют, насколько я «правильный» священник. А некоторые, наоборот, удивляются: «Да? Хорошо, будем знать».
— Ваш блог называется «Скорая духовная помощь». А ответ про леггинсы вы считаете духовной помощью?
— Для этого человека — да, потому что он думает: «Так, читаю Писание. Горе тому, кто соблазнит ближнего своего… Так, а я хожу в леггинсах. Почему? На меня оборачиваются, это тешит мое тщеславие. Но я же соблазняю. И вроде бы я и деньги потратила, и мне нравится. Так носить леггинсы или не носить?» На самом деле, вопрос духовный, просто облеченный в такую простую форму. Ведь можно было написать: «Отец Владислав, допустимо ли носить соблазнительную одежду или нет?»
А не относятся к делу вопросы, скажем, интимных отношений, о границах супружества. Нас это не касается, это ваши личные дела. Вот если ты вне брака заводишь отношения — это уже наша тема. Блудники Царство Божие не наследуют и так далее…
Все начинают с вопроса «какой ладан пососать, чтобы голова не болела». Потом смотрю — не все же от меня отписываются в первый день, многие остаются надолго, — со временем вопросы очень сильно меняются. Видно, что люди растут. Иногда раз в полгода, в год у меня случается очередной экзистенциальный кризис, и я спрашиваю: «А чем вам мой аккаунт пригодился?» И человек 500 пишут: кто-то первый раз причастился, исповедовался, кто-то перестал священников бояться.
— А почему люди вместо того, чтобы искать ответы в родном храме, пишут далекому священнику в Instagram?
— Потому что боятся. Я иногда шучу: «А мы не кусаемся. Приходите». И в этом одна из главных особенностей. Любой священник работает на свой приход, он зовет к себе. Ни один не скажет: «Друзья мои, на следующую службу сходите в другой храм: там хороший батюшка, он проповеди еще лучше говорит, там и хор лучше поет, и фрески красивее». А мы, священнослужители, которые ведут свои блоги, как раз и отправляем людей на другие приходы. Я надеюсь, что все мои подписчики станут прихожанами реальных храмов — кто-то в Хабаровске, кто-то в Краснодаре, кто-то в Москве.
Блог отца Владислава называется «Скорая духовная помощь»
Вообще не люблю словосочетание «священник-блогер». Блогер живет блогерством, это профессия, а я священник, моя главная задача — совершать богослужения, молиться, а уже потом просвещать людей. Это моя священническая миссия, которая не мыслится мною как что-то отличное от священства. Не говорят же «священник-певец», «священник-кадиломахатель», «священник-жрец», «священник-жертвособиратель». Нет, это все функции священства.
Блогерство — естественное состояние священника-проповедника, а проповедовать должен каждый. Для меня это колоссальный труд, я вообще не болтун.
— Сказал человек, который ведет прямые эфиры каждый день.
— Да потому и веду, чтобы научиться в конце концов говорить. Я стеснительный, робкий, многие вещи забываю сразу, как только прочитал. А знать и помнить надо много. Но когда ты прочитал 40 раз и сказал об этом 400 раз, хочешь не хочешь запомнишь и будешь спокойно говорить на большую аудиторию без страха. Первый эфир я проводил зимой, в комнате было нараспашку открыто окно, с меня пот лился ручьем.
— Представьте свой реальный приход. Вы сидите во главе стола в трапезной и говорите: «Братья и сестры, задавайте свои вопросы!» И прихожане начинают про леггинсы и котиков. Возможно такое? Чего не спросит у вас человек при личном общении, но спросит онлайн?
— Лично не спросят интимные вопросы и слишком простые. Хотя те, что задают, оказываются еще проще, чем им кажется. Но никогда никому ты не будешь люб.
В храме ты говоришь проповедь, тебя слушают 100 человек с открытыми ртами и не возражают. А в соцсетях ты наконец-то встречаешься с настоящими людьми.
Тебе противоречат, с тобой спорят, тебя обзывают, тебя ругают, могут спокойно обматерить. «Все, отписываюсь!» — обязательно нужно дать последнюю пощечину, отписаться, сообщить об этом и еще заблокировать.
Люди ведут со священниками полемику, которую не позволяют себе на приходе. Поэтому неверно, когда говорят, что присутствие священника в соцсетях — это ярмарка тщеславия. Могу включить прямой эфир — и вы посмотрите, что начнется: 3 вопроса из 10 нужно будет бегом удалять.
Отец Владислав думает, о чем сегодня написать пост
Хочешь расшевелить детей — говори о загробной жизни
— Почему священник должен вот так всех «спасать» и каждому объяснять, грешно ли плевать через левое плечо? У него что, других дел нет?
— Господь всех спас уже. Наша задача — рассказать об этом, потому что не все знают. А если спас — жить хорошо и здорово, об этом тоже нужно сказать, потому что многие думают: «Раз ты православный христианин, то надо ходить мрачным и ждать жизни будущего века».
Считаю, что моя главная миссия в интернете — разрушать околоцерковное мифотворчество. Когда ты убираешь всю мишуру, оказывается, что христианство не такое мрачное и тяжелое.
Все же страшно запуганы: в воскресенье нельзя ни шить, ни резать, ни стирать, ни мыться, особенно после помазания или соборования, или еще чего-нибудь. С этим надо бороться.
Ну а потом, хорошо, мы все убрали, это не христианство. А что же тогда христианство? Люди садятся и думают. И ты говоришь им о Причастии, ведь христианства нет без Причастия. Бог нам оставил не книгу, а Себя в этом Таинстве. И если ты не причащаешься, тебе надо до этого дорасти.
В христианстве нет запретов, есть духовные дорожные знаки, которые показывают тебе, где приостановиться, где повернуть, где нельзя парковаться, где надо скорость увеличить, а где уменьшить. Они помогают не просто выжить, они помогают стать счастливым.
— Хорошо, я еще могу понять, почему вопросы вроде «откуда взялось зло» и «какие молитвы читать перед выходом из дома» адресованы священнику. Но вас спрашивают: как дела, каков период полураспада радия, что делать с назойливой подругой и как вы относитесь к «Гарри Поттеру». Зачем вам тратить время на это?
— На все простецкие вопросы интересно отвечать, потому что это возможность пошутить в законных пределах. Ну как же не разбавлять блог юмором? Даже на Рождественских чтениях в секции про ведение блогов храмов, епархий и своих личных говорили, что на странице должно быть около 30% юмора. Я и по жизни человек веселый, для меня это естественно, а такими поводами пользуюсь с большим удовольствием, чтобы немножко разбавить и смягчить обстановку.
Много комментариев потом бывает на такие посты: «Батюшка, вот с утра взгрустнулось, лежу в больнице, решила открыть ленту. Попала на ваши посты — и как-то легче стало, спокойней». Вот я очень люблю утешать людей, чувствую себя на седьмом небе. Мне от этого хорошо самому. А под этот шумок я даю уже серьезные знания. Поэтому у меня будет три ответа совсем шуточных про леггинсы и про подруг, а семь — с мощными ссылками на Священное Писание, каноны и апостольские правила. Так что вхожу в дом с улыбкой и с чемоданом богословских знаний.
— Утешьте меня. А вы сами все серии «Гарри Поттера» смотрели?
— Смотрел все, книгу читал только до четвертой части и понял, что это уже не детская сказка, а микс Стивена Кинга с популярным подростковым сериалом. Не очень приятная мистика, и она совсем не для детей. Но ведь это и объяснимо: книги взрослели вместе с читателями.
А вообще, книга о дружбе, о верности. Гарри Поттер крещен, у него есть крестный отец Сириус Блэк, они там отмечают Рождество. Но главная идея в том, что материнская любовь может преодолеть зло даже самого высшего порядка. Поэтому не могу сказать, что поттериана плоха, но она становится мрачнее и мрачнее с каждым томом.
— Вы ведь еще и в школах выступаете. О чем интересно детям узнать у священника?
— Батюшка, а у вас цепь золотая? А почему у вас одежда такая странная? А у вас жена есть? У вас есть телефон? И Instagram есть?! А если говорю, что есть и TikTok, то аудитория повержена — и можно говорить все что угодно. Заметил, что их волнуют смерть и любовь, именно в таком порядке.
Если хочешь расшевелить класс, начинай говорить о загробной жизни. И тогда все слушают с интересом и задают сотни вопросов: про рай, ад, бабушек-дедушек, собак, вечные муки.
И самое сложное, что ты порой не знаешь, как это донести. А ведь если ты не можешь объяснить ребенку какую-то тему, значит, ты сам ее не понял. Как раз когда Instagram еще не было, я старался проводить по 4–5 уроков в день. Мне плохо было, когда я не говорю. Все по школам бродил и опыт приобретал, пусть это очень тяжело. Но если хочешь, чтобы через три года было легко общаться с детьми, набивай шишки.
— Встретила у вас мем про растерянного Винни-Пуха, который разводит лапами и не знает, как ответить на сложный духовный вопрос. Но что-то нигде у вас не видела ответов «не знаю».
— Есть они, конечно же, но чаще всего они звучат в личных сообщениях, потому что люди задают туда что-то сокровенное. И здесь я тоже, как Винни-Пух, развожу руками. Вопросы конкретные: как быть, куда поступать, как сохранить семью… Я ведь должен послушать вас, мужа, в глаза вам посмотреть. В основном хотят совета или легализации принятого решения, это иногда уже видно в тексте. Человек собирается разводиться и спрашивает, что делать. Если подтверждаю: «Спасибо, батюшка, да вы настоящий старец!» А когда говоришь противоположное: «А, ладно, пойду у другого спрошу».
Таких вопросов больше всего, и тогда говорю честно, что не знаю. Часто спрашиваю, а есть ли возможность поговорить со священником вживую, и отправляю в ближайший храм. Надо действительно послушать человека хотя бы час, чтобы чуть-чуть понять, о чем идет речь. За это время он и сам поймет, чего хочет, ему надо выговориться.
Каждый день отцу Владиславу приходит около 500 вопросов
Когда священник «ответит за базар»
— Самая популярная «печатная» рубрика у вас в блоге называется «Береговой ответит», и в комментариях вы как-то пошутили, что «ответит за базар». Расскажите историю, когда пришлось «отвечать за базар» и было действительно страшно?
— В этом контексте не было таких историй. Но я убежден, что у каждого священника есть свое маленькое духовное кладбище. Потому что, когда ты берешь на себя функцию оракула, даешь кому-то советы с точки зрения носителя истины в последней инстанции, ты можешь ошибиться — и человек совершит неправильный поступок. Более того, тебя могут неправильно понять.
С этим я сталкиваюсь постоянно. Один из самых частых моих комментариев: «Не читайте между строк». Я ответил то, что я ответил. Не надо за меня домысливать. Иногда потом признаются: «Да, извините, обобщил. Спасибо, мир-любовь-жвачка». А тот, кто не написал, может поступить неправильно.
— И на ком ответственность?
— На мне, конечно. Даже за то, что он не так меня понял. Значит, я не сумел донести. Не зря же святые отцы говорили, что немногие священники спасаются. Вот в том числе и по этой причине. У меня долго стоял статус «о православии простым языком». Я говорю в принципе понятно, потому что сам не зубрила и сложный текст не запоминаю, а доступным языком объяснить могу.
Такого, чтобы человек возмущался, что я ему жизнь испортил, не было. Сразу говорю: обсуждать вопросы семейного характера или приходите лично, или звоните, или вообще встречайтесь с психологом. Ну а что я могу сказать? Муж скандалит — читайте 118-й псалом.
— В этом месте кто-то обязательно спросит: «А что, правда помогает?»
— Нет, он просто самый долгий. И пока вы будете его читать, за это время забудете, в чем конфликт. Самое смешное, не все понимают, что священник может говорить с иронией. Ну и все: батюшка сказал — что Бог повелел. И кто-то правда читает, притом в магическом духе. Обычно как думают: «Сейчас прочитаю этот текст, не изменяя ни одной буквы, и в небесной канцелярии сразу запустится маховик». Как будто молитва должна прижать Бога к стенке, и Он выполнит твое желание, даже если этого не хочет.
И вот человек читает 118-й псалом. «Ой, хорошо. Ага… ага… ого!» (Перелистывает воображаемые страницы, поднимая бровь.) А он же огромный, это целая кафизма. Так умиляет иногда. Постоянные подписчики уже понимают, в чем суть, и сами отвечают. Так что негативных случаев не помню. В основном пишут: «Батюшка, вы помолились — и у меня температура упала на 4 градуса». Серьезно.
— А в каких ситуациях ваши советы действительно помогали?
— Их очень много. Люди пишут и в личку: «Мы благодаря вам пришли к вере». Или: «Муж слушал краем уха вас два года и наконец-то решил прийти в храм». «Ребенок хорошо засыпает под ваши эфиры». В общем, никто еще не жаловался, и это радует. Ты видишь, что это нужно. Вот и сложился пазл. Я хочу быть нужным, а в Мосальске людей мало, но зато их много в соцсетях! Ты с ними заговорил, ты их утешил, они перестали нервничать и стали сами принимать нормальные решения.
Я могу помолиться за человека, но чудес не творю. Господь творит, когда человек в состоянии Его услышать.
Надо просто утешить человека, пожалеть его. Знаю истории подписчиц, которые были в очень непростых отношениях с мужьями, каждую неделю долбили «ухожу-ухожу», а я утешал и уговаривал их остаться. И года через два пишут: «Как хорошо, что семью сохранили!» Браков приходится много спасать, тяжело только подобрать правильные слова, видя одно сообщение и думая: «А что же за ним стоит?»
Треб нет, а миссионерский зуд — всегда
— Сколько времени тратите на все, если каждый вечер ведете эфиры, разбираете сообщения?
— На все уходит часов по 8–9, если еще и записки читать. Я есть во всех сетях, потому что живу в провинции. В больших городских храмах священник бежит на послушание, на требы, которых тьма-тьмущая. А у нас в Мосальске 3 тысячи человек, на воскресной литургии бывает максимум 20–30 прихожан. За эти два года было два венчания, треб нет в принципе как явления. Священник не занят.
Да, я еще возглавляю пять епархиальных отделов, но времени на всю эту миссионерскую деятельность в интернете у меня много. Миссионерский зуд был всегда. Возможность говорить на огромную аудиторию — как раз реализация смысла моей жизни.
Я потратил 2 года на православно-педагогические курсы, 3 года — на катехизаторские при Киево-Печерской лавре. Затем 4 года провел в филиале Свято-Тихоновского университета, потом пришлось переводиться в Москву еще на 5 лет. Я гору времени учился и куда теперь это все? Кому? Себе? Я учился, чтобы людей к вере приводить. И такой был у меня экзистенциальный кризис: когда у тебя много чего есть, но ты не можешь нигде это применить. Начал по школам ходить, организовывать миссионерскую деятельность у нас в храме, но все равно там было 5–7 человек, а мне как официальному преподавателю теологии хотелось большего.
— Но изначально вы ведь заводили Instagram не для общения с прихожанами. Я пролистала все 3750 публикаций и…
— Да ладно? А я смотрю — у вас такой взгляд, как будто в жизни уже ничего не хочется. Жму вашу руку!
— В общем, я увидела, что сначала вы просто постили видео о том, как чистите яблоки, насаживая их на шуруповерт, и фотографии игрушечных мышей, которых делали вместе с сыном. Что произошло?
— Нет, на самом деле для прихожан. Можно сделать аккаунт чисто миссионерский и выкладывать умные важные вещи о Вселенских соборах и толкование Священного Писания, но за крупными проектами не будет видно личности. Всю информацию несложно найти в интернете, а личность воспитывает личность. Только так.
Если ты хочешь привести человека к вере, ему не нужно Православной энциклопедии. У нас уже издали 60 томов. Станете вы их читать? Никогда, если вы не специалист. Или же прочтете, будете знать основы веры, как правильно перекреститься или кто такой Дионисий Ареопагит. Но так вы не увидите верующего человека с горящими глазами, который на понятном вам языке объясняет то, что вам интересно. Нужны священники, которые лично будут вам об этом говорить.
Да, на приходах есть воскресные школы, катехизаторы, но с кем мы общаемся? С теми, кто уже поверил и приходит в храм. А как прийти тем, кто крещен, но относится к вере формально с огромным количеством суеверий. Вот и нужно наведаться к нему домой. Мама уже детей накормила, уложила, мужу лысинку поцеловала. «Чем заняться? Залезу в интернет. О, священник что-то говорит…» И ты не тащишь ее в воскресную школу в ее законный выходной в два часа дня, так намного удобнее.
— Значит, ваши фото мосальских котиков и видео про шуруповерт помогают нести христианство в массы.
— Отличная фраза! Да, потому что так люди видят, что священника не надо бояться. В Писании говорится: «Идите, научите все народы, крестя во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я заповедовал вам». «Идите» — предполагается поиск площадок.
Если бы интернет был во времена апостола Павла, то он точно бы имел множество аккаунтов в соцсетях.
«Научить и крестить» — сегодня у нас приходится учить тех, кто уже крещен.
А еще в Писании есть замечательная мысль: тот, кто человека отвратит от греха, тот и душу спасет не только его, но и свою. Так что миссионерство для меня — это лазейка в Царство Божие. Кто-то на камне молится, а кто-то говорит о Боге как можно большему количеству людей. Ну и личность имеет значение. Нужно показать, что священник такой же человек, что у него семья, дети, он живой.
— Иногда светится, особенно если приходишь на телеканал «Спас» и фотографируешься под правильным ракурсом. Там есть такой круглый светильник, иногда выглядит как нимб.
Отец Владислав изучает духовную литературу
Самый странный вопрос
— Вас спрашивают, как утилизировать разбитую чашку с изображением храма. Рекомендуете «прикапывать на огороде». А почему не пишете, что не стоит эти чашки и ложки с храмами покупать? Можно ведь на вопрос ответить так, что человек задумается.
— Ну а что я еще могу сказать? Ругать не буду. После боя руками не машут. Ты чашку уже купил. Я категорически против всех этих стаканов, чашек и других предметов быта с такими изображениями, потому что это странно. Ну тарелка со Спасителем. Поешь с нее? Нет. На стенку повесить помолиться перед ней? Тоже нет. Во всех эфирах, когда меня про это спрашивают, я всегда проговариваю: «Друзья, едете в монастырь, не покупайте таких сувениров». А вообще рекомендую завести коробку для всяких старых крестиков и других несжигаемых святынь, которые не знаешь, куда деть.
— Почему вы не рекомендуете приходить в храм со своими свечами? Человек поехал в святое место, там купил свечи, приехал, поставил в родном храме у образа, чем плохо?
— Дома — пожалуйста. Мы прекрасно понимаем, что у свечей был и есть и утилитарный смысл, и духовный. Раньше они были нужны для освещения, храмы строились практически без окон. Огонь всегда был символом Святого Духа, твоей молитвы. Теперь на первый план вышел еще один смысл. Свечи — это твоя денежная помощь храму. Да, ты можешь купить где-нибудь, допустим, даже на епархиальном складе килограмм по цене трех свечей, но в этом не будет твоей жертвы Богу.
Ты можешь завести улей, построить свечной заводик и прийти со своими свечами — мы тебя обнимем и скажем: «Молодец. Герой». Ты можешь вообще ничего не покупать, положить в ящик 50 рублей и молиться без свечей.
Свеча — это не антенна, которая усилит твою молитву. А ведь все почти так и думают: пока свечку не поставишь, Бог твою молитву не услышит.
И дальше миллион суеверий начинается. Ах, дымит. Ах, упала. Переставили в другое место! Убрали раньше!
— Иногда люди спрашивают у вас очевидные вещи. Например, что такое «оправдания» в молитве. Почему вы их не отправите на какой-нибудь авторитетный православный портал?
— Это грубо. Человек пришел и спрашивает у меня, значит, он доверяет не Google, а мне. Человеку хочется личный контакт, чтобы ему ответил священник, и он будет это помнить всю жизнь. В некоторых случаях я отсылаю к интернету, но редко — когда общаюсь с людьми довольно долго и вижу, что они садятся на голову.
— Самый странный вопрос, который к вам прилетал.
— Как следует причащаться космонавтам, это самый шикарный. Он интересный, кстати, я даже сам задумался. Вот человек три месяца в космосе… Можно Святыми Дарами запастись, конечно… (За соседним столом незнакомая женщина начинает смеяться в голос.) Ну вот, видите, человек понял, что наш разговор зашел в тупик (смеется сам).
Обсуждаем с отцом Владиславом, как причащаться космонавтам
Смотрите, в древней Церкви давали причастие домой. Потом, поскольку начались магические действия и кощунства, это запретили и стали давать только в храме. Почему бы не вспомнить древнюю практику и не благословить космонавта, дать ему частицы? Но, понимаете, если я об этом напишу, то мне из епархии позвонят и скажут: «Отец Владислав, вы там в себе?» Это очень хороший богословский вопрос, и православные должны были об этом задуматься.
Секрет успешного блога
— Сейчас будут вопросы про деньги.
— Да, я понял. Культурные журналисты их всегда под конец оставляют.
— Вы сегодня приехали прочитать записки у мощей Матроны Московской. У вас в одном из постов, как раз в связи с этой поездкой, написано: «Если кто может сотворить милостыньку на бензинчик и общую свечу, присылайте». Зачем используете уменьшительно-ласкательные суффиксы?
— Ну я же милый. Я люблю вот это все (широко улыбается). Бензинчик, цветочки. Между прочим, слово «милостынька» восходит к благословению матушки Сепфоры, это ее лайфхак. Она так заповедовала: «Просишь на храм — проси милостыньку». Вот знаете, есть теща, а есть тещенька. Есть милостыня, а есть милостынька. Мне самому нравится. Знаю, что с точки зрения филологии это признак дурного вкуса и что использовать эти суффиксы — беда-беда. Ну уж примите как есть.
— Как ваше материальное положение изменилось с тех пор, как вы завели Instagram?
— Instagram позволяет содержать семью, восстанавливать с нуля в Мосальске Борисоглебский храм XVIII века, от которого остались просто кирпичные стены с неприличными надписями. Содержать Никольский собор, где я настоятельствую с октября. Осуществлять огромное количество социальных проектов. Я возглавляю комиссию Песоченской епархии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, поэтому постоянно собираю деньги для многодетных: кому-то срочно на операцию, кому-то на канцелярские товары к 1 сентября, кому-то на инвалидную коляску. У кого-то дом сгорел, храм, кому-то нужен ремонт.
Я перевожу эти деньги через соцотдел Калужской митрополии, все четко подсчитывается. В этом году мы выделили нуждающимся 1,5 миллиона. И это только на соцпроекты. Никольскому собору собрали на акустику 250 тысяч, на церковную утварь — еще 200 тысяч. На восстановительные работы Борисоглебского храма в течение года — около миллиона.
— Вас хейтили за то, что у вас есть дорогой велосипед. Люди считают, что чем священник беднее, тем он духовнее. А идеальный священник — он какой?
— Наверное, как я. Красивый, духовный, молитвенный. И большой! Мое тело плотно обтягивает мою большую душу. Но это все из-за сладкого.
На самом деле священник должен быть живым: не играть роль, а быть таким, какой он есть, борясь со всеми пороками, с которыми борется любой человек.
У меня, допустим, празднословие — учитывая, что мы с вами беседуем уже третий час. Он должен любить Бога и людей, потому что в послании Иоанна говорится: «Если кто скажет: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, он лжец, ибо не любящий брата своего, которого он видел, не может любить Бога». Беда для священника, когда не хватает любви. Не будет любви, не будет священника — он выгорит, сломается и снимет сан.
— Вот зайдет к вам на страницу человек, посмотрит, что у вас в вечных сториз где-то тысячи две ответов, и подумает: «А не сам ли отец Владислав пишет себе половину этих вопросов?»
— Ну вы же видите, как много их с ошибками (смеется). Нет, как-то не пригождалось. А хорошая мысль, между прочим. Обычно вставляю в сториз эту форму: лента позволяет выложить не более 100 вопросов, а пишут 400–500. В любом случае из них я выберу те, на которые ответить приятнее и спокойнее. Вижу некоторых священников, которые пишут в ответах здоровенные тексты, но у них и вопросов меньше, около 20–30.
— У вас в профиле есть картинка, где на айфоне высвечивается вызов от абонента по имени Бог. Если бы у вас раздался такой звонок, то по какому поводу?
— Обычно, когда звонит начальство, ты, скорее всего, накосячил, или у тебя планерка, или командировка. Я бы, конечно, напрягся и был бы готов что-нибудь выслушать. Может быть, уже перейти в мир иной. На самом деле, я уже пару раз готовился за эти несколько лет — то авария, то болезнь, то операция. И периодически приходится помнить о грядущей смерти, приводить дела в порядок и думать: «А что я с собой заберу?» Подписчиков не заберешь, храмы не заберешь, детьми не похвалишься. Какой ты есть, такой и будешь.
Каждый день надо жить, не забывая о том, что он может стать последним, и радоваться моменту. Не сокрушаться о том, что было вчера, и не терзаться тем, что случится завтра, а брать все то лучшее, что с переизбытком дается сейчас. Ну и не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, и ответить на все вопросы подписчиков.
— Секрет успешного Instagram от отца Владислава Берегового.
— Харизма и смирение. Все. Если не будет их, ничего не получится. Не будет харизмы — ты не будешь никому интересен, не будет смирения — ты вознесешься и придется тяжело падать.
— Про харизму понятно. А смирение у вас есть?
— Это можно понять только на практике. Дайте мне в лоб, сейчас узнаем.