Ольга Карач: Я самая настоящая железная леди
– Ольга, в последнее время вы почти каждые две недели размещаете в Фейсбуке фотографии из больничных палат, одна из последних – под капельницей. Можете рассказать, что случилось?
– Собственно, проблема не новая. Это не секрет: у меня есть аутоиммунное заболевание – болезнь Бехтерева. Если перевести на понятный язык, то суть болезни заключается в том, что мой организм по каким-то причинам решил, что ему не нужен позвоночник, кости, суставы. И он борется с позвоночником, с костями, так, как любой другой организм борется с раковой опухолью.
Эта болезнь может протекать по-разному. Может не проявлять себя никак – и человек проживет жизнь, и даже не будет знать, что болен. А могут быть довольно агрессивные формы.
Так получилось, что у меня болезнь протекала очень агрессивно – и я была на костылях не только в последнее время. Например, в 2007 году я три месяца вообще не могла ходить. А сейчас, точнее, в 2015 году стало понятно, что нужно делать операции – ставить искусственные тазобедренные суставы. С лета 2015 года у меня прошло две операции, теперь стоят два протеза, так что можно сказать, что я самая настоящая «Железная Леди». «Звеню» во всех аэропортах, на меня реагируют все металлодетекторы, потому что часть костей у меня теперь металлическая.
Мы с моим лечащим врачом надеялись, что эти две операции если и не остановят болезнь, то хотя бы успокоят ее. Но, к сожалению, организм воспринял это все как команду «Фас!», и болезнь еще активизировалась. За последние полгода оказались серьезно повреждены еще три сустава. Но поскольку я не сторонник идеи ходить только с искусственными суставами, то мы с ревматологом решили провести курс химиотерапии – точнее, в данном случае она называется «биотерапия».
Благо, к этому времени в Европе как раз успели разработать экспериментальное лекарство, которое уже даже сертифицировано. Именно с ним мне и начали делать капельницы – с января, по особой схеме. Вот как раз фотографии с этого курса капельниц вы и могли видеть в Facebook. Сперва это было раз в две недели, далее подобные капельницы придется делать раз в месяц.
Для меня это довольно мучительно в том смысле, что в жизни я всегда больше всего ценила независимость, возможность распоряжаться собой и своей жизнью, в том числе сама строить свои жизненные графики. А сейчас получается, что я – в буквальном смысле прикована «к игле», т.е. раз в месяц надо сдать кучу анализов, после чего ненадолго выпасть из жизни и снова лечь в больницу. Мне приходится корректировать все мои планы, и морально меня это очень напрягает.
– Новое лекарство помогает?
– Мне действительно легче. И я этому, конечно, очень рада. Хотя, конечно, из-за ослабления иммунитета вырос риск неко рых других болезней. Впрочем, пока вся эта биотерапия повлияла только на мою прическу – из-за того, что принимаю сильнодействующие лекарства, пришлось подстричься короче.
Но вся эта история навела меня на мысль «потроллить» наше Министерство здравоохранения насчет возможности получать такие же капельницы в Беларуси. Что-то мне подсказывает, что с этим будут проблемы сделать это бесплатно. Как результат, в Беларуси многим людям, которые страдают, скажем, от ревматоидного артрита, от Бехтерева и массы других ревматоидных заболеваний, – такие капельницы могли бы очень серьезно помочь. И вернуть возможность нормально жить и работать.
Это довольно дорогое лечение, так что важный вопрос – может ли наша медицина бесплатно вернуть нашим гражданам качество жизни. Меня очень злит мысль о том, как много людей в Беларуси страдает и даже умирает из-за недоступности той современной медицины, которая уже дошла до наших соседей – той же Литвы.
– На одну из конференций в Москву вы поехали на костылях. Сейчас уже передвигаетесь без них?
– Признаюсь, когда-то я очень сильно переживала по этому поводу. Ведь политик в Беларуси – он не может быть на костылях или в инвалидном кресле. В какой-то момент мне казалось, что моя политическая карьера окончена. Но потом я как-то подумала: значит, придется полюбить меня такой, какая я есть. На костылях – значит на костылях. Без костылей – значит без костылей. И когда я достигла внутреннего согласия с самой собой, мне стало намного легче.
Потом я уже поняла, что костыли – они в голове. И когда я начала жить нормальной жизнью, пусть и с костылями, то вдруг обнаружила, что люди тебя как инвалида и не воспринимают. Совсем поменялось отношение – мне мужчины стали дарить цветы, приглашать куда-то, и так далее. Даже скажу больше – такого признания в любви от разных мужчин, когда я была на костылях, я не получала, когда на своих ногах. Мне потом один мужчина так и объяснил, что когда я без костылей – в мою сторону страшно смотреть, такая суровая женщина-воин, а вот когда с костылями – то такая беззащитная, хочется защитить и обнять. То есть костыли – они в голове, и человек даже на костылях имеет право на полноценное качество жизни.
Но теперь я без костылей, необходимости в них нет, и я этому очень рада. Очень хочу научиться танцевать фламенко – танец, раньше мне совсем недоступный.
– Франак Вечерко пару месяцев назад рассказывал, что ему в американской больнице, куда он попал с переломом ноги, выставили счет в 104 тысячи долларов. Суммы впечатлили всех: «Три дня в палате – $13680, вызов скорой помощи – $5000. Аренда операционной и оборудования – $32670, услуги врача – $8800. Каждый рентген – $900». Вы тоже давно живете не в Беларуси. Какие у вас расходы на лечение?
– Так вышло, что у меня расходов на лечение нет. Дело в том, что часть налогов я плачу в Литве. И как литовский налогоплательщик (не имеет значения, что я гражданка Беларуси), я имею право на бесплатную медицину. И мне литовская медицина кажется довольно разумно устроенной.
Понятно, что это не уровень немецкой или израильской медицины. Однако есть много хороших моментов, которые стоит отметить. Например, если у тебя есть какое-то хроническое заболевание – как, например, болезнь Бехтерева, ты не просто пользуешься услугами медицины бесплатно, но еще имеешь 50% скидки на лекарства. Это очень удобно. Твой терапевт без всяких МРЭКов заводит тебе специальную карточку, выписывает рецепт и ты в аптеке сам выбираешь, какие лекарства покупать. Мало того, сейчас уже вошли в моду электронные рецепты – так там даже карточки не нужно – пришел с паспортом и купил, что тебе нужно, по скидке. Причем абсолютно неважно, кто их производитель – литовский, немецкий или какой-то еще. Ты сам решаешь, купить лекарства подороже или подешевле. Но скидка все равно сохраняется. Не так, как в Беларуси, где льготные лекарства должны быть только белорусского производства и довольно сложно вообще выбить какие-то скидки.
– Сегодня многие жалуются на качество белорусской медицины. У вас есть возможность сравнить импортное медобслуживание и отечественное. У вас была возможность сравнить, где лучше?
– Если говорить, например, про пенсионеров, то я вот что отметила, когда лежала в больнице. Если ты литовский пенсионер, то получаешь инвалидные коляски, костыли – словом, все, что необходимо, от государства бесплатно. Аналогично, если ребенок живет в Литве, то для него вся медицина, прививки и т.д. – бесплатно. Это правильно, потому что должен быть некий общий уровень доступа к медицине у всех детей, вне зависимости от материального положения родителей. Платных прививок для детей практически нет – литовцы гордятся тем, что своим детям могут обеспечить самую лучшую вакцину. Поэтому теряется смысл делать прививки платно. Платно – если только хочешь какие-то дополнительные.
Со мной в палате лежала бабушка, у которой вообще не было родственников. А у нее был перелом шейки бедра, что в ее возрасте тяжело и долго лечится. И вот меня поразило, что ее держали четыре месяца в больнице просто потому, что она живет на пятом этаже в доме без лифта и за ней некому ухаживать. Она находилась в больнице до тех пор, пока не смогла более-менее нормально ходить.
Еще один момент, который мне очень нравится в литовской медицине. Если тебе положен по твоему заболеванию, например, раз в год санаторий – то его не приходится «выбивать». Не надо ходить, не надо писать жалобы… Вот мой пример: если оперируются суставы, то человеку положено 20 дней санатория. Это выглядит так: приходит медсестра, приносит список санаториев Литвы, и тебе надо только ткнуть пальцем в тот санаторий, который ты хочешь ехать – хоть в Палангу, хоть в Друскеники. И это все оплачивает литовское государство, потому что ты его налогоплательщик.
Я помню, как в Витебске помогала одной матери выбить санаторий для ее дочери. Это была ожесточенная борьба на пустом месте. Ребенок болен, и ей положен санаторий раз в год. Но ей дают санаторий (ребенок – астматик!) – на море в феврале! Это было форменное издевательство. Естественно, мать хочет на море летом – чтобы дочка хотя бы искупаться могла. Так там пытались давить на эту мать, звонили ей на работу – это как, вы жалуетесь, вы требуете санаторий… Хотя она не то, что ей положено по закону.
В этом и проблема, что в Беларуси за свои права – даже на таком минимальном уровне – приходится почему-то бороться. Это неправильная система.
Или вот больничные. Я была на больничном три месяца после каждой операции на суставе. Литва в качестве больничного выплачивает 80% зарплаты.
Ну и, наконец, в литовской больнице довольно хорошо кормят, это фактически домашняя еда. А в белорусской больнице без подкормки родственниками будет очень трудно.
Были, конечно, и курьезы, о которых вспоминаешь с улыбкой. Например, в офтальмологическом отделении у каждого больного (большинство из них в повязках на глазу) был свой индивидуальный планшет с интернетом, а вот в травматологии, где люди практически все лежачие и при этом вполне себе зрячие, никаких планшетов не было. Я привязалась к врачам с вопросом, почему так. Но мне ответили, что просто в офтальмологии успели сделать новейший ремонт, а в травматологии – еще нет. Но все равно для меня было немножко смешно, что так получилось.С другой стороны, в Литве нельзя вызвать на дом врача из поликлиники. Это связано с тем, что люди, по сути, выбирают себе и врача, и поликлинику сами – без территориальной привязки. Если человеку так плохо, что он не может передвигаться, — значит, звони в «скорую», а не в поликлинику. А в Беларуси это можно делать без особых проблем. И это, я считаю, большой плюс белорусской системы здравоохранения.
– Какие прогнозы дают доктора по поводу вашего заболевания?
– Сегодня прогресс в медицине движется очень быстро. Конечно, излечить Бехтерева, как, например, насморк, на данный момент невозможно. Но в Европе уже научились эту болезнь останавливать. И врачи настроены оптимистично – они говорят, что уже в ближайшее время найдут средство повернуть болезнь вспять. Но и если она просто остановлена – качество жизни будет высоким.
Чужой дом. Сеанс с разоблачением
Бывают люди, родившиеся, по их мнению, в чужом теле. А также те, которым кажется, что они родились не в свое время. Но самое страшное, когда человек рождается не в своей стране. Такой будет всю жизнь стараться навредить ненавистной родине, даже покинув ее и найдя место, где ему будет хорошо. Такие люди всегда будут страдать от того, что кому-то хорошо там, где им было плохо. И никогда не упустят случая сделать что-то гадкое бывшей родине. Рационального объяснения тут нет, это просто отторжение человеком земли, на которой он родился. Ну или отторжение человека землей — зависит от точки зрения…
Вот именно о таком случае мы сегодня и поговорим. Представляю вам видную оппозиционную деятельницу Ольгу Карач.
Родилась Ольга в Витебске, детство, отрочество и юность прожила среднестатистически, а вот как подросла, так у нее нелады с собственной страной и начались. Учредила издание «Витебский курьер», которое впоследствии продала. Впрочем, работала газета настолько «законно», что ее тираж периодически попадал под конфискацию. Но это все была лишь проба пера, по-настоящему Ольга развернется уже с заграничной организацией — Международным центром гражданских инициатив «Наш Дом». Эта контора красной нитью проходит через всю деятельность Ольги, именно с ее помощью и наносится основной вред нашему государству.
Впрочем, еще до отъезда из страны с Ольгой происходили предельно необычные вещи, которые она не стеснялась описывать во всех подробностях. К примеру, однажды она лежала в одной палате со старушкой, которой какой-то оппозиционер обещал «вырезать крест на лбу», и поскольку Ольга тоже такая же, бабушка, со слов Ольги, «чуть ее в окно не выбросила». А в другой раз Ольга, по ее версии, чуть не попала в ДТП: ее машину занесло и забросило в сугроб. Она описала приметы трактора, который стал причиной потери ее управления, но ГАИ, вместо того чтобы поехать искать трактор, просто оштрафовала Ольгу за неправильную парковку. Конечно, если предположить, что ей просто дали штраф за неправильную парковку, а она излила свой гнев через подобную историю с неизвестной сельхозтехникой, все сразу станет на свои места. Да и в целом многие детали ее деятельности станут понятны. Вырванное из контекста событие, полуправда, полуложь, только нужные трактовки… Чего стоит хотя бы ее совет молодым людям — прикидываться геями, чтобы не ходить в армию. Но к методам Карач еще вернемся.
Дом с привидениями
Уже около десяти лет Ольга практически постоянно проживает в Вильнюсе, а с весны 2020 года объявила, что переехала туда на постоянное жительство. Вместе с ней перебралась часть родственников. Перебежчица недоговаривает, что официальная деятельность такой организации, как «Наш Дом», в Беларуси была бы просто невозможна. В связи с ее крайне деструктивным влиянием на имидж страны.
Вообще, у этой компании, как и у самой Ольги, есть одна предельно любопытная черта, делающая ее уникальной на фоне аналогичных НКО. Обычно подобные конторы, сидящие на грантах, специализируются на определенном круге вопросов. Ну там защита прав сексуальных меньшинств или обустройство безопасных маршрутов миграции диких хищных животных. Все стараются занять свою нишу — и получать финансирование под накатанные проекты. Но Ольга не такая. Она занимается практически всеми направлениями, под которые можно получить деньги. Урбанистика, жилье, общественный транспорт, геи, лесбиянки, трансгендеры, здравоохранение, политические заключенные, дети, наркоманы, инвалиды… Вот абсолютно любые темы, под которые можно взять грант. Ольга очень внимательно следит за трендами европейской политики и подстраивает свою деятельность в соответствии с имманентными веяниями. Она — главный грантовый хамелеон ближнего зарубежья. Нюх на направления, которые будут финансироваться, у нее просто уникальный. Запомните этот факт, он нам еще пригодится.
Замысел
К событиям лета 2020 года Ольга подошла весьма малоизвестной особой, с организацией, специализирующейся на настройке своей деятельности под гранты. Имея определенную, не самую достойную репутацию даже у белорусского «политического бомонда», Карач оказалась не у дел. Все места были заняты, все гранты поделены, искать на этом поле было совершенно нечего. Ситуация изменилась к середине осени 2020-го, когда стало очевидно, что Тихановская полностью провалилась, а протесты обречены на окончательное затухание. Вот тут наш грантовый хамелеон и сообразил, что скоро освободится предельно сладкое место, на котором можно будет получить весьма солидные дивиденды.
Подготовка заняла пару месяцев. Ольга очень грамотно вошла в постпротестную политику: она поддерживала общее движение, но не сближалась со штабом Тихановской, двигаясь параллельно.
Однако одного желания в таком деле недостаточно, там ведь все построено на эмоциях. Нужен был шум, еще что-то, что придало бы Ольге вес в протестном движении. Таким шумом стал Игорь Макар, в настоящее время внесенный в список причастных к террористической деятельности.
Макар также вынырнул из безвестности на волне протестного движения, начал рассказывать, что обладает огромным количеством неких «компроматов» и имеет совершенно феноменальные связи с различными спецслужбами. Никто его всерьез не воспринимал, а вот Ольга на свою голову восприняла. Тандем отправился в политическое плавание, вот только Игорь сделал в борту корабля пробоину, которую Ольга проморгала…
Крушение
Был придуман некий день икс, который будет проводиться неизвестно когда и неизвестно кем, но решит все поставленные протестом задачи. И это сработало: идея перенести победу к воображаемой линии, отодвигающейся по мере приближения, многим пришлась по вкусу.
Мол, вот прямо сейчас у них не получилось, но борьба продолжается и когда-нибудь они обязательно победят. Делать ничего не надо, но при этом они как бы не сдались.
Соответственно, после полного отсутствия протестной активности во время проведения ВНС Ольга с Игорем остались единственными держателями акций активного протеста, причем без «крайнего срока». И вот теперь под всю эту историю уже можно было получать деньги. Все сложилось, как Карач и планировала. Но на такое дело нельзя брать идиотов. Роль которого в данном случае отлично сыграл Макар.
Грянули «Манкурты», помимо прочего, сорвавшие маску загадочности с партнера Карач. Все увидели, что из себя представляют его «прочные связи со спецслужбами» и какими методами он действует. Да и в целом смогли оценить его организационные способности. Но это еще полбеды — Игорь Макар попал в списки причастных к террористической деятельности. А Ольга прекрасно понимала, что человек, даже рядом там постоявший, про гранты может забыть навсегда. Европа должна сохранять лицо: открыто финансировать террористов никто не будет. Да и без Игоря Макара весь проект дня икс терял смысл, ведь такие вещи без видимости силовой организации не реализуешь. Из рядов Макар выбыл в связи с полной дискредитацией.
Карач нужно было спасаться самой, пока и ее окончательно не затянуло под киль. Она объявила, что никогда с Макаром особо и не сотрудничала, и ничего, кроме компроматов, которые он ей обещал, от него и не ждала. Да еще и попыталась его добить, сообщив, что Игорь думал, будто анонимно переписывается в Telegram с директором ФСБ РФ, который уже рекомендовал его лично Путину. Весь комизм ситуации в том, что Игорь Макар действительно мог так думать…
Вскоре после выхода фильма «Манкурты» известный пранкер Евгений Котляров немного подшутил над Игорем Макаром, представившись секретным агентом, замаскированным под дальнобойщика, которого собираются устранить бывшие коллеги. И Макар снова повелся…
Он поверил, что Евгений с другом похитили в КГБ огромный сейф и на руках тащат его через лес к границе, поверил, что ему хотят передать диск со списком агентов, внедренных в оппозицию. Он надиктовывал секретные коды для идентификации его голоса шпионской программой для тайного общения и отсылал эти записи Евгению.
Грантовые будни
И эти отчеты читают чиновники, не имеющие представления о реальном состоянии дел в Беларуси. А потом на основании этих отчетов формируют свое видение ситуации и принимают соответствующие решения. Именно в этом и заключается основной вред, наносимый Ольгой Карач нашему государству.
Вот, к примеру, один из отчетов этой организации: «АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ о соблюдении Конвенции о правах ребенка в Республике Беларусь к 82-й пресессионной рабочей группе (июнь 2019 года) и к 83-й сессии Комитета ООН по правам ребенка (январь 2020-го)». Этот отчет есть в открытом доступе, ознакомиться с ним целиком может любой желающий. Я же просто пробегусь по небольшому количеству тезисов и приведу некоторые факты, которых там не хватает для объективной картины. Обратим внимание на самый «болезненный» раздел отчета — дети в пенитенциарной системе.
В отчете указано: «Небольшой перечень наказаний, предусмотренный законодателем в отношении несовершеннолетних, снижает возможность выбора наказания, в некоторой степени нарушается принцип дифференциации и индивидуализации наказания. Если несовершеннолетний не имеет самостоятельного заработка или имущества, для него остаются лишь следующие виды наказания: арест, ограничение свободы и лишение свободы. Арест и лишение свободы означают изоляцию несовершеннолетнего осужденного от общества». Но Ольга «забыла» указать, что к несовершеннолетним в нашей стране также применяются общественные и исправительные работы, штраф, лишение права заниматься определенной деятельностью. Кроме того, если в процессе судебного рассмотрения будет установлено, что исправление несовершеннолетнего возможно без использования уголовного наказания, суд может постановить обвинительный приговор и применить к такому лицу вместо наказания принудительные меры воспитательного характера. Например, предостережение, обязательные публичные извинения, возмещение ущерба по достижении совершеннолетия. Вот это вот все тоже можно задействовать. Согласитесь, с данным уточнением ситуация уже не выглядит настолько пугающей и безысходной.
А вот еще просто прекрасный тезис из отчета: «Криминализации сознания детей способствует то, что совершившие правонарушение несовершеннолетние на стадии досудебного разбирательства находятся в следственном изоляторе вместе со взрослыми». Ужасно ведь звучит — невинных детишек бросают в камеры ко взрослым преступникам. Только вот Ольга как руководитель организации, ответственной за данный отчет, даже не удосужилась посмотреть «Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов МВД» или просто опять «забыла»… А там черным по белому написано, что несовершеннолетние размещаются в маломестных камерах… с учетом их возраста, физического развития, особенностей их личности и психологической совместимости. С санкции прокурора в камерах, где находятся несовершеннолетние, допускается содержание положительно характеризующихся лиц, достигших 18-летнего возраста, с их согласия, впервые привлекаемых к уголовной ответственности за преступления, не относящиеся к категории тяжких и особо тяжких. В камерах с несовершеннолетними допускается содержание не более двух таких лиц. То есть в камере могут быть взрослые подследственные, не обремененные криминальным опытом и давшие согласие на поддержание в камере спокойной обстановки и предотвращение возможных конфликтов между несовершеннолетними. Опять как-то все чуть гуманнее получается, чем в отчете было, причем радикально гуманнее.
В отчете Карач написано, что следует закрепить в уголовном законодательстве Беларуси добровольную и конфиденциальную форму примирения потерпевшего с подозреваемым (обвиняемым) — медиацию. Но не указано, что медиация уже давно закреплена в правосудии. Обозначено, что отсутствует особая специализация судей, рассматривающих уголовные дела в отношении несовершеннолетних. Но не зафиксировано, что к работе по уголовным делам несовершеннолетних еще на стадии расследования привлекаются профессиональные психологи, педагоги, социологи. Они взаимодействуют с несовершеннолетними, дают свои заключения, проводят экспертизы, дают показания в суде. Кроме того, в любом пенитенциарном учреждении трудится психолог, который в первую очередь нацелен на работу с несовершеннолетними.
Масштаб проблемы
А потом мы удивляемся ухудшению отношений с Европой. А как по-другому? Если еврочиновники читают такие вот отчеты, выделяют огромные деньги, а взамен получают еще более страшные отчеты. И так десятилетиями.
Ведь, если ситуация по отчетам начнет улучшаться, не нужно будет выделять деньги на и без того несуществующие проблемы. Но этого наши «зарубежные и здешние» граждане допустить не могут, потому как все делается только ради этих денег.
…Как я и сказал в начале материала, бывают люди, родившиеся не в своей стране. Они уезжают, но продолжают вредить. А некоторые умудряются даже не уезжать, а оставаться в стране и десятилетиями вредить ее имиджу в бесконечных отчетах, заявлениях, мониторингах. Для кого-то этот вред даже стал источником существования как за границей, так и в нашей стране. И проблема достигла таких масштабов, что пора уже ее решать по-серьезному…
Интервью с одним из лидеров нового поколения белорусской оппозиции
— Как на белорусское общество повлияли события в Украине — Майдан, Крым и нынешние события в восточных регионах?
— Было несколько стадий. Когда только начинался Майдан и люди начали массово выходить на площадь, белорусы очень сильно воспрянули духом. Что, дескать, раз украинцы так смогли, то и мы сможем. Ситуация кардинально поменялась, когда стали расстреливать людей. Когда случились первые смерти, белорусское общество очень сильно испугалось. Каждый задумался над вопросом, стоит ли избавление от Лукашенко человеческих жизней. Этот вопрос очень серьезный, и белорусское общество для себя на него пока не ответило. Лукашенко на этом очень сильно выиграл в рейтинге. Люди подумали, что маленькие зарплаты при отсутствии смертей, массовых волнений — это все-таки лучший вариант, чем то, что происходит в Украине.
Потом, когда случилась ситуация с Крымом, пошла третья стадия. Белорусское общество просто раскололось. И раскололось оно по источникам информации. Люди, которые большей частью смотрят телевизор, они очень заметно поддерживают Россию. Даже агрессивно поддерживают. А люди, которые берут информацию из интернета и, как правило, знают несколько языков, — они очень сильно настроились против России и защищают действия украинцев. В результате этим двум сторонам стало невозможно даже разговаривать, потому что каждый опирался на свои факты, причем чаще всего эти факты даже не требовали проверки их правдивости.
В итоге если раньше белорусское общество было поделено по линии «за Лукашенко» и «против Лукашенко», то сейчас оно еще поделено по линии «за Россию» и «за Украину».
— Можно ли сказать, что Лукашенко, наоборот, стал более популярен у людей, для которых важна независимость, и стал выглядеть в их глазах чуть ли не гарантом этой самой независимости от России?
— Это было до подписания евразийского договора. Пока он его не подписал, даже для людей, которые были настроены оппозиционно, Лукашенко выступал как гарант белорусской независимости. Но после подписания евразийского договора, конечно, эти настроения заметно поутихли.
Всегда традиционно был своего рода водораздел: оппозиция воспринималась как прозападная, и люди, которые хотели перемен, смотрели в сторону Евросоюза. А Лукашенко воспринимался как пророссийский политик, и те, кто хотел, чтобы перемены не наступали, голосовали за него.
Сегодня ситуация поменялась, и она стала любопытной в том плане, что в обществе возникла большая группа людей, которых не устраивает Лукашенко потому, что он слишком пробелорусский. Они бы хотели иметь более пророссийского кандидата, потому что люди, которые обожглись на девальвации 2011 года, на потере банковских вкладов в 2008–2009 годах, хотят иметь больше стабильности в этом плане.
Они бы хотели большего объединения с Россией, потому что в их понимании российский рубль — это более стабильная валюта, он меньше зависит от каких-то действий руководства страны, а российское правительство имеет четкую экономическую стратегию.
— Насколько вероятна ситуация, что Лукашенко захочет поставить преемником старшего сына — Виктора?
— Я думаю, что сам менталитет Лукашенко это исключает. Любой сценарий преемника у нас просто невозможен.
— Но у Виктора Лукашенко наверняка может быть и свое мнение по данному вопросу…
— Может. Но в таком случае это только переворот. Я вижу, что при Вите Лукашенко выросли люди, которые хотели бы сохранения авторитаризма, но с таким «европейским лицом». То есть сейчас Лукашенко-старший находится в самоизоляции. И все чиновники вокруг него находятся в той же изоляции. Но они смотрят на Россию — и что они видят? Что высшее руководство ездит отдыхать в Куршевель, что они, несмотря ни на что, интегрированы в Европу, в ее культуру. А Лукашенко для европейцев ведет себя непонятно, нелогично. И окно возможностей для Белоруссии закрывается, а чиновникам это не нужно.
— Белорусские оппозиционеры никак не могут избрать единого кандидата в президенты. И одна из причин этого – невозможность объединить ресурсы. На что можете опереться вы?
— Первое — это люди, которые уже имеют административный опыт управления. Которые уже были чиновниками или депутатами, даже при Лукашенко, у них уже есть этот опыт. Второе: как ни странно, но с 2006 года Европа усиленно финансирует программы обучения белорусов за рубежом. И люди, которые уехали в 2006–2007 годах, уже окончили университеты и даже успели где-то поработать. Это люди, у которых европейское образование и мышление. Они готовы вернуться и делать карьеру в Белоруссии, потому что понимают: в период трансформации очень хорошо работают социальные лифты. И поэтому карьеру, на которую им бы понадобились годы в Европе, они могут довольно быстро сделать в Беларуси. И я думаю, что сейчас поколение между 25 и 45 годами — это поколение, которое всегда было негативно настроено к Лукашенко. И у них есть энергия, есть желание сделать карьеру, есть мозги.
— И вы сами, получается, яркий представитель этой группы?
— Да, я представитель этой самой группы. И этих людей уже не устраивает пенсионер Лукашенко, а он теперь будет идти на выборы именно как пенсионер. И они хотят, условно говоря, получить свой кусок пирога. Еще одна похожая группа — это люди, которые хотят начать свой бизнес. Но на сегодняшний день законы и административные процедуры таковы, что их блокируют. И делают белорусских бизнесменов неконкурентоспособными ни в России, ни в Евросоюзе. При всей уникальности белорусского рынка, окруженного достаточно богатыми соседями, белорусы сами не могут выйти на международный рынок, потому что слишком много времени тратят на возню со всеми этими непонятными законами, отчетами и т.д.
— Какое у этой группы отношение к России?
— Они спокойно относятся к России. Очень большая их часть, во-первых, работала в России — или работает сейчас, временами приезжая в Белоруссию. Во-вторых, они не националисты, или, точнее, не радикальные националисты. Просто у них совсем иная концепция жизни и совсем другое мироощущение. Просто и Лукашенко, и противостоящие ему националисты БНФ (Белорусский народный фронт. —«Газета.Ru») — они изначально строят концепцию белорусской нации как нации аграрной. А представители двух первых групп, о которых я говорила, деревню уже воспринимают просто как место, куда можно приехать на шашлыки. Они не собираются там полоть грядки или выращивать картошку. Они считают, что картошку нужно покупать на рынке, а деревня — никак не место для жизни. Как раз наша сила в том, что мы, моя команда, белорусов видим именно как городскую нацию. Городская нация с сельскими корнями. Мой дедушка ездил на телеге, я езжу на джипе, и эту парадигму развития надо продолжать.
Так что для этих людей Россия — не чужая страна. К тому же условия ведения бизнеса в России намного мягче. Представители этой группы уже пробовали делать бизнес в России, и им есть с чем сравнивать.
— В кругах минских политологов сейчас обсуждается сценарий, при котором восточные регионы через местные референдумы попытаются вернуться в состав России, а западные в ответ вспомнят о польских корнях? И через, к примеру, аннулирование пакта Молотова-Риббентроппа страну просто разорвут на две части…
— Что в восточных регионах может возникнуть идея референдумов о присоединении к России — я такое допускаю. Особенно при форсировании подобных настроений со стороны России.
Насчет Польши и Западной Белоруссии сказать сложнее. Конечно, традиционно там больше католиков, которые связаны с польским костелом и самой Польшей. Но просто Польша не будет эти территории забирать. Поляки — умные люди. Брать на себя такое квазигосударство, как Западная Белоруссия, с плохой экономикой и устаревшим оборудованием, им не интересно.
При этом они всегда рассматривали и рассматривают западные регионы Белоруссии как источник рабочей силы. Польское правительство уже приняло ряд законов, которые облегчают иммиграцию и ассимиляцию белорусов в Польше. Достаточно прожить там три года, чтобы получить польское гражданство. При условии знания языка, конечно, что для белорусов не проблема. В Польшу и сейчас активно мигрируют люди, которые не видят перспектив в Белоруссии и которые рассматривают Польшу как намного более развитое государство.