Екатерина Александровна Мещерская биография

Екатерина Мещерская

Биография писателя

Княжна Екатерина Александровна Мещерская (1904—1994) — княжна,писательница-мемуаристка из рода князей Мещерских.

Отец Александр Васильевич Мещерский (1822—1903) — князь, офицер лейб-гвардии Гусарского полка, шталмейстер Императорского двора. Мать — Екатерина Прокофьевна Подборская-Сморчевская (Мещерская) (1870—1945) — дочь военного доктора, генерал-майора, выходца из обедневшего польского дворянского графского рода. Брат — Вячеслав Александрович Мещерский (1897—1963). Три года училась в Московском дворянском институте (до событий 1917 г.).

После революции советской властью были конфискованы все имения (два дворца в Подмосковье и один в Полтавской губернии) и квартира на Поварской улице, 22. Е.А. Мещерская и ее мать были лишены права на труд и выселены из Москвы. Были подвергнуты 23 обыскам, 13 арестам чекистами и содержались в Таганской, Новинской и Бутырской тюрьмах. В 1918 г. в Подмосковном Рублево им была предоставлена работа — мать работала кухаркой, а Екатерина Александровна учила детей пению и нотной грамоте в местной школе.

В 1919 г. вернулись в Москву, так как мать в Москве прошла экспертизу Рабиса (профсоюза работников искусств) и получила членский билет педагога-вокалиста. Мать и дочь поселили в их уже сильно уплотненной квартире на Поварской, 22. В 1921 г. Е.А. Мещерская вышла замуж за военного летчика Н.В. Васильева. Н.В. Васильев погиб в 1924 г. (?). Второй брак с Д.З. Фокиным. В 1933 г. при первой паспортизации в стране Е.А. Мещерской и ее матери выдан не был. Их арестовали и бросили в подвал Лубянки.
Третий брак с композитором М.И. Лалиновым (учеником всемирно известного русского композитора Ипполитова-Иванова).

Четвертый муж И.С. Богданович (?—1978), сын расстрелянного царского генерала, бывший драматический актер. Заведующий приемной канцелярией Патриарха Пимена.
Е.А. Мещерская оставила очень интересные воспоминания о своей жизни, написанные хорошим литературным языком. Они были изданы в России и за рубежом. Основные произведения «Отец и мать», «Детство золотое», «Годы учения», «Конец «Шахеразады», «Рублево», «Змея», «История одного замужества», «История одной картины», «Однажды».

Екатерина Александровна умерла в 1994 г. и похоронена на Введенском (Немецком) кладбище в Москве, рядом с матерью Е.П. Мещерской и мужем И.С. Богдановичем.

Лучшие книги автора

Жизнь некрасивой женщины

Воспоминания княжны Е. Мещерской

Похожие авторы:

Последние рецензии на книги автора

Эту книгу больше выбирала по названию, чем по аннотации к ней. Сразу вспомнились строчки из любимого стихотворения Заболоцкого:
«А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?»

В связи с ними подумала, что книга как раз будет еще одним подтверждением этих мудрых слов. Но это не совсем так! Во-первых, это не скорее не произведение, а простой дневник, который был написан на скорую руку, проверен на грамматические ошибки и издан в печать. Как я позже прочла, так оно и было. Свои мемуары княжна передала для использования в печать после ее смерти, и их напечатали, практически не редактируя.

Начну с характера героини, Екатерина – достаточно предприимчивая, любящая свою маму, девушка, при этом иногда сомневающаяся и нерешительная. Она позволяет своим родным распоряжаться своей судьбой, не всегда знает, что хочет, временами ее даже жалко, у нее сложная, порой полуголодная судьба, жизнь с нелюбимым, скитания, аресты. К тому же родственные отношения в ее семье не понятны мне совсем.

Тетка за определенную сумму передает ключ от двери комнаты, где лежит племянница с высокой температурой, ее давнему ухажеру Васильеву, зная, что намерения его совсем не невинны. Мать обвиняет во всем дочь, и настаивает на ее свадьбе. И Китти (так называли княгиню Мещерскую домашние) не только выходит замуж за ненавистного насильника Васильева, но практически всю книгу (86 страниц!) посвящает этому человеку, то выходя за него замуж, то уходя от него, то любя его, то нет. Не буду рассказывать, чем всё-таки закончилась вся эта история, но и последние ее строки были о Васильеве.

Такие истории имели место быть, и, наверно, мало кто из «бывших» княжеского сословия мог похвастаться счастливой и безоблачной послереволюционной жизнью.

P.S. Не смотря на то, что я немного покритиковала книгу, дальнейшей судьбой Мещерской я всё-таки заинтересовалась и даже прочла пару статей про княжну.

@liu, Мещерскую арестовывали 13 раз, в том числе и за агитацию против советской власти. В одном из воспоминаний о ней было сказано, что она сочиняла много антисоветских стихов, гимнов, называя власть не Советской, а «Овецкой».

@loriel, какая оказывается интересная женщина! А она сама в этой книге пишет что-то об арестах, или там только о её отношениях с мужем?

@liu, конечно, она пишет не только о муже, но и о своей жизни, родных, друзьях, но мужа там очень много)

Цыганский разгул, испанские страсти, мавританская ревность, французские интриги — вот что такое жизнь некрасивой женщины, а вы и не догадывались ?

Вообще, читать было интересно, и я думаю, мне даже понравилось бы гораздо больше, если бы буквально на днях я не прочитала книгу «Семья» Нины Федоровой. Примерно один период, примерно одна ситуация, но «Семья» на несколько голов выше истории замужества Екатерины Мещерской.

Представьте, что восторженная экзальтированная духовная девушка а-ля героиня Лидии Чарской оказалась перед лицом совершенно жестокой неконтролируемой реальности. После богатства, знатности она оказалась в бедности и страданиях. Из практических навыков — игра на фортепиано и знание нескольких языков, когда важнее умение торговаться и разбираться в людях. Небольшая семья — три женщины — живет продажей вещиц из прошлой жизни. Однажды в их комнату пришел покупатель антиквариата — и больше всех продаваемых предметов искусства ему понравилась Китти. Наглый сильный хозяин жизни не знает отказа и приобретает девушку. Мне было жаль ее, но. первый уход от мужа, второй, третий. Напоминает басню про мальчика, который кричал «Волки, волки!»

Очень много истерик, проклятий, рыданий, примирений, клятв любви и верности. У героини врожденный порок сердца, и я удивлялась, как она все это выдерживает. Я бы сбежала на второй день. Неужели в этом глупом упрямстве и заключается секрет «внутреннего стержня»? Также я удивлялась ее способности «нечаянно» впутывать в свои истории всех окружающих мужчин и женщин. Или действительно девушек Московского дворянского института приучали к мысли о том, что окружающие их люди должны рыцарски им служить? Но когда мужчина дарит тебе жилье, дает деньги, еду, интересную работу — как это называется, что девушка не понимает, что подразумеваются интимные отношения?

Читается книга легко, увлекательно, оторваться невозможно. Но есть ощущение, что читаешь какие-то полубульварные «Парижские тайны» или «Похождения Рокамболя»: азартно, но пусто. Я не увидела, что Катя меняется, несмотря на череду трагических событий в жизни в течение четырех лет.

У Екатерины Мещерской есть еще мемуары, и мне бы хотелось их прочитать, потому что пока у меня ощущение, что в шкатулке с секретом я не нашла и не смогла открыть второе дно.

Уроки воспитания княжны Мещерской: «Надо делиться и держать осанку, а доносить подло»

Вос­пи­та­ние детей ари­сто­кра­тов в ХIХ и ХХ сто­ле­тиях видится нам купа­нием в любви и рос­коши. Между тем, была в нем своя стро­гость, аске­тика. Как вос­пи­ты­вали бла­го­род­ных девиц и какие испы­та­ния им помогло выне­сти такое воспитание?

При­меры вос­пи­та­ния из про­шлого тем и инте­ресны, что от героев и геро­инь нас отде­ляет время и череда собы­тий, кото­рым мы не были свидетелями.

Княжна Ека­те­рина Мещер­ская, одна из бли­ста­тель­ных жен­щин ХIХ, роди­лась 4 апреля 1904 года и про­жила 90 лет.

Местом ее рож­де­ния и смерти стала Москва, вот только роди­лась княжна Китти в Рос­сий­ской импе­рии, а поки­нула этот мир в пост­со­вет­ской России.

Ее жизнь была насы­щена боль­шими исто­ри­че­скими и лич­ными пере­ме­нами, но все и труд­но­сти она достойно пре­одо­ле­вала. Стер­жень сво­его харак­тера она полу­чила еще в детстве.

Вот что пишет о ней неиз­вест­ный автор поста в соци­аль­ной сети, ни сло­вом не укло­ня­ясь от реаль­ной биографии:

«Княжна Китти Мещер­ская жила в рос­коши. Она была ари­сто­кратка. Все у неё было: дво­рец, дра­го­цен­но­сти, пла­тья, рояль.

Она вос­пи­ты­ва­лась в пан­си­оне для бла­го­род­ных девиц. Носила тугие кор­сеты – для осанки. Такие, что дышать трудно. Вста­вала в шесть утра и умы­ва­лась ледя­ной водой. Шла с девоч­ками на молитву.

В спальне было два­дцать дево­чек, у каж­дой – своя желез­ная кро­ватка, хлип­кая подушка, тон­кое оде­яльце; тем­пе­ра­тура – десять градусов.

Одежду надо было так сло­жить на стуль­чике, чтобы класс­ная дама видела: чулки на месте! От холода иные девочки пыта­лись в чулоч­ках спать. Их нака­зы­вали: остав­ляли без обеда.

Помо­лятся и идут зав­тра­кать: чай и хлеб с мас­лом. Кор­мили мало; если кто тай­ком что-то съест, напри­мер, бутер­брод роди­тели при­не­сут – наказывали.

Роди­тели раз в неделю наве­щали. И обща­лись с девоч­кой при класс­ной даме. А выход­ных не было; пели в хоре и моли­лись. И изу­чали хоро­шие манеры: доно­сить подло. Надо делиться, если раз­ре­шили лаком­ство полу­чить от мамы с папой. Надо дер­жать осанку и при­се­дать в реве­рансе – тре­ни­ро­ваться. Доро­гое белье носить – вуль­гарно; белье должно быть про­сто чистым. А деньги лучше бед­ным отдать.

Княжна потом попала в под­валы Лубянки – и пре­спо­койно в тюрьме выжила. А потом в войну слу­жила в ПВО, бомбы зажи­га­тель­ные тушила. И ездила с кон­цер­тами на фронт. И писала воен­ные марши. И была заму­жем за лётчиком…

И про­жила 91 год, без дра­го­цен­но­стей, двор­цов, пла­тьев – но с пре­крас­ной осан­кой. И с пре­крас­ным ари­сто­кра­ти­че­ским вос­пи­та­нием: жало­ваться нельзя, доно­сить нельзя, нужно делиться и при пер­вой воз­мож­но­сти – при­се­дать. Тре­ни­ро­ваться. Быть бод­рым, не ныть и пода­вать при­мер другим.

Это и есть насто­я­щее ари­сто­кра­ти­че­ское вос­пи­та­ние, бла­го­даря ему княжна выжила и все пере­жила. И даже меда­лью ее награ­дили за обо­рону Москвы. И дали хоро­шую пен­сию, кото­рой Китти дели­лась. Потому что надо делиться!

Так что ребёнка надо бало­вать, конечно. Но и вос­пи­ты­вать надо. Впе­реди жизнь; а жизнь редко балует, к сожа­ле­нию. И ино­гда выжить поз­во­ляет только вос­пи­та­ние. Уме­ние дер­жать осанку».

Только факты

Княжна Ека­те­рина Алек­сан­дровна Мещер­ская — писа­тель­ница-мему­а­ристка из ста­рин­ного кня­же­ского рода Мещер­ских. Её отец Алек­сандр Васи­лье­вич слу­жил офи­це­ром лейб-гвар­дии Гусар­ского полка и штал­мей­сте­ром Импе­ра­тор­ского двора, а мать Ека­те­рина Про­ко­фьевна, из семьи воен­ного док­тора, из поль­ского дво­рян­ского рода.

Ека­те­рина Алек­сан­дровна до собы­тий 1917 г. учи­лась в Мос­ков­ском дво­рян­ском инсти­туте. После рево­лю­ции были кон­фис­ко­ваны два дворца в Под­мос­ко­вье и один в Пол­тав­ской губер­нии, а также квар­тира на Повар­ской улице, 22 – все име­ния Мещер­ских ХIХ

Княжна с мате­рью изго­ня­лись новыми вла­стями из сто­лицы и не имели права рабо­тать. Им при­шлось пере­жить 23 обыска, 13 аре­стов, про­ве­сти страш­ные дни заклю­че­ния в Таган­ской, Новин­ской и Бутыр­ской тюрьмах.

Только год спу­стя, в 1918‑м, в Порд­мос­ко­вье, им раз­ре­шили рабо­тать. Маме княжны поз­во­лили устро­иться кухар­кой, а самой княжне – школь­ным репе­ти­то­ром по пению и нот­ной гра­моте. По зло иро­нии судьбы и воле вла­стей их обеих вер­нули домой: посе­лили в ком­му­налке, их быв­шей квар­тире на Повар­ской, 22, где им отвели кро­шеч­ный угол.

В 30‑е пас­порта быв­шим дво­рян­кам не выдали, за это их снова под­вергли аре­сту и репрессиям.

Княжну Кити Мещер­скую ника­кие испы­та­ния не сло­мили, она стала писа­тель­ни­цей и оста­вила яркие вос­по­ми­на­ния, кото­рые время спу­стя издали в Рос­сии и за рубежом.

Перу быв­шей княжны при­над­ле­жат про­из­ве­де­ния раз­ных жан­ров: «Отец и мать», «Дет­ство золо­тое», «Годы уче­ния», «Исто­рия одного заму­же­ства», «Исто­рия одной кар­тины», «Конец «Шахе­ра­зады», «Руб­лево», «Змея», «Одна­жды».

Ека­те­рина Мещер­ская умерла в 1994 г. и поко­ится на Вве­ден­ском клад­бище в сто­лице рядом с мате­рью и мужем.

Вален­тина Патро­нова – по мате­ри­а­лам СМИ

Екатерина Мещерская: бывшая княжна, бывшая дворничиха…

Глава из книги Феликса Медведева «Мои Великие старухи»

—Я хочу вас познакомить с человеком необыкновенной, фантастической судьбы,— сказала Белла Ахмадулина. — Бывшей княжной. Увы, бывшей дворничихой. Ее отец дружил с Лермонтовым (Фантастика! Отец моей современницы дружил с Лермонтовым. Но как такое возможно? — Ф. М.), она появилась на свет, когда отцу было за семьдесят. Этот случай — матримониальные фантазии природы.

Мы вышли на улицу Воровского, миновали арку старинной постройки. Узкий дворик — неправильной формы колодец — упирался в убогую, выщербленную дверь. Зарешеченные окна. Ни души.

Шел самый перестроечный и во многом действительно светлый, «надеждный» год нашей новой истории — 1987. Весна, еще многое закрыто, запрещено, еще балом правит Егор Лигачев, еще идет война в Афганистане и Сахаров томится в горьковской ссылке. И Ельцин еще состоит в членах Политбюро. И многие свободы еще были впереди. К одной из подвижек к демократии я как журналист оказался счастливо причастен — к реабилитации, возрождению в России дворянского сословия.

Познакомившись с княжной Екатериной Александровной Мещерской, представительницей знаменитейшего русского рода, и узнав перипетии ее драматической биографии, я начал готовить статью о ней для журнала «Огонек». Как говорила моя героиня, она гордилась не тем, что среди Мещерских были герои, а тем, что среди героев были Мещерские. Командиром молодого Суворова был Иван Мещерский, а его сын Алексей служил у Суворова адъютантом. Герой Шипки князь Эмануил Мещерский несколько месяцев держал осаду Шипки, пока не подошли скобелевские войска, он умер геройской смертью. Мещерский Иван Николаевич, магистр высшей математики, создал «теорию переменной массы тел». «Уравнения Мещерского» использовались при разработке гвардейских минометов «Катюша», а появление советских искусственных спутников Земли было бы невозможно без его теории.

За неподобающее происхождение Екатерине Александровне пришлось заплатить сполна. Голодная и полулегальная, на правах приживалки, жизнь во флигеле своего имения, скитания, лишение права работать и иметь паспорт, арест, опять арест.

Роковые серьги Натальи Гончаровой

. В один из вечеров, угостив меня непревзойденной рисовой кашей, сваренной по старинному рецепту, Екатерина Александровна подошла к окну и, как мне показалось, поплотнее задернула штору. Потом заперла дворницкую свою комнатенку на лишний крючок.

— Я вам доверяю и хочу попросить об одной услуге, — вернувшись в кресло, стоявшее возле шкафа красного дерева, негромко произнесла хозяйка. — Мне восемьдесят три года, моя жизнь идет к концу. И я хотела бы отблагодарить человека, который много лет был рядом, помогая мне, разделяя все мои невзгоды. Эту женщину вы видели. Она здесь домоправительница. И потом, нужны средства на будущие похороны, ведь сбережений у меня нет. Как я живу, вы видите. Перед вами остатки когда-то огромного отцовского наследства — картина кисти художника прошлого века, старинный подсвечник и несколько редких книг. Нет ни Рокотова, ни Кипренского, ни Рубенса, ни Боттичелли, обращенных в пользу государства приказами Ленина и Дзержинского. Не могу же я требовать сегодня возвращения незаконно изъятого имущества. Меня и так арестовывали тринадцать раз. И последний раз в 1953 году. Но совесть моя перед Господом чиста. (Я весь превратился в слух. Екатерина Александровна была серьезным, честолюбивым, жестким человеком, и я понимал, что только обстоятельства непреодолимой силы заставляют ее раскрыться передо мной.)

Екатерина Александровна поднялась из кресла и, как мне показалось, торжественно-печально подошла к комоду, повернула ключик, куда-то вглубь просунула руку и извлекла оттуда нечто в старинной коробочке. От комода до меня четыре шага. Я замер.

Я нажал малюсенькую кнопочку, и коробочка открылась.

— Это серьги, которые принадлежали Наталье Николаевне Гончаровой. Она их получила в подарок к свадьбе от матери.

Я потерял дар речи. Что говорить, как реагировать на услышанное. Серьги Натальи Николаевны Пушкиной? Но как они оказались в этом доме?

Словно уловив мое волнение, Мещерская продолжала:

— Знаете ли вы о том, что Мещерские связаны родственными узами с Гончаровыми? Да, да, с теми самыми, пушкинскими. Сначала брат Натальи Николаевны Гончаровой, Иван, женился на красавице-княжне Марии Мещерской, тетке моего отца, а последней владелицей гончаровского Яропольца была княжна Елена Мещерская — дочь старшего брата моего отца, вышедшая замуж за одного из Гончаровых. Каждое лето до семнадцатого года вместе с мамой я ездила в Ярополец на могилы родственников.

Наталья Николаевна носила эти серьги недолго. Мать Натали была в отчаянии, что ее красавица-дочь вышла замуж «за какого-то поэта-полунегра, который был охоч до карт и погряз в долгах». Насмотревшись на сумбурную жизнь молодой четы, она отняла у дочери рубиновые серьги. Затем они оказались у Марии Мещерской.

У Елены Борисовны Мещерской-Гончаровой, тети Лили, как мы ее называли, детей не было, и она передала сережки моей матери, чтобы я, когда мне исполнится 16 лет, их носила.

— Но как же вы смогли сохранить такую реликвию? Ведь чтобы заработать на хлеб, вы после революции работали швеей!

— Так и сохранила. Мне, еще девчонкой начавшей кормиться собственным трудом, незнакома алчность к вещам. Пожалуй, мы с мамой особенно тяжело переживали лишь в тот день, когда у нас реквизировали портрет отца работы Карла Брюллова. Кстати, сейчас он находится в Киеве в Русском музее, а бронзовый бюст отца, сделанный Паоло Трубецким, — в запасниках Третьяковской галереи. Единственную реликвию семьи Мещерских, с которой я не расставалась и, несмотря на нужду и голод, хранила и даже носила, это «пушкинские серьги». Я думала, что перед смертью передам их народу, как и все, что у нас было, но, как говорится, «земля приглашает, а Бог не отпускает». Я так тяжело больна и слаба, что превратилась в беспомощного инвалида. По правде сказать, мне никогда не хватало пенсии, так как при моем больном сердце, а тем более после того как я сломала шейку правого бедра, а позже и левого, без такси я никуда. Вот почему сейчас, на пороге могилы, я вынуждена расстаться с этой, — Екатерина Александровна отчетливо произнесла, — реликвией.

Я впился глазами в чуть поблескивающий под бликами сорокаваттной электролампочки удивительный раритет. Дрожащей рукой вынул из коробки и положил на ладонь. Это были изящной работы золотые сережки — на изогнувшейся веточке рассыпались бриллиантовые капли, а среди них кровавыми огоньками горели гладкие красные рубины. Казалось, они ничего не весили. Но от сережек, и я это отчетливо ощущал, исходила какая-то аура. Казалось, что я держу в руках одушевленное существо. Недаром считается, что вещи прирастают к владельцам и что в них переселяется часть души человека. Да, да, в природе нет ничего мертвого. Даже камень имеет душу. Мистические аллюзии в моей голове остановила Екатерина Александровна:

— Помогите мне продать эти серьги. Купите их для своей жены. У вас есть деньги?

Вопрос, так решительно обращенный ко мне, был для меня не столь неожиданным, сколь сакраментальным: я коллекционировал автографы и фамильные реликвии, но не многие знают, что «живые» деньги для собирателей редкостей — явление иллюзорное. И у меня вырвалось:

— Но как оценить сережки, которые держал в руках сам Пушкин?! Разве они имеют цену? Быть может, обратиться в музей? Екатерина Александровна не то чтобы немного смутилась, но мне показалось, ей стало как-то неловко. Ведь речь шла о тонкой нравственно-материальной субстанции, о судьбе сокровища, которое пуще ока хранилось в ее доме более века. Мещерская как-то скомкано заговорила о несомненной бесценности пушкинского раритета, который трудно измерить деньгами, и назвала сумму, которая, безусловно, была достойна этой «диковины». Сразу ответить на столь неожиданное предложение я не решился, пообещав подумать несколько дней.

Прошло недели три, за время которых я не звонил в дом на улице Воровского. Ждал отсутствующего в Москве знакомого антиквара. Но, если честно, каким бы заманчивым ни было для меня приобретение уникальных серег, душа моя, что называется, не лежала к экзотической сделке. Да и тем более, моя скромная и почти равнодушная к дорогим украшениям жена Мила не проявила интереса к этой покупке: «Носить серьги жены Пушкина — это уж слишком. »

Меня вызывает товарищ Яковлев

И вдруг однажды редактор журнала «Огонек» Виталий Коротич сообщил, что меня вызывает к себе Александр Яковлев, в те времена член Политбюро, главный идеолог партии.

— Яковлев? Но зачем я ему понадобился?

— Вам скажут на месте. Что-то, связанное с княжной Мещерской.

Сломя голову я помчался в здание на Старой площади, получил пропуск, поднялся на четвертый этаж и вошел в помещение, на котором висела табличка «А. Н. Яковлев».

Но к члену Политбюро меня не пригласили. Помощник Александра Николаевича с ходу деловито протянул какое-то письмо и предложил ознакомиться с его содержанием здесь же, в комнате, за столом у окна.

— Мы хотели, чтобы вы использовали это письмо для публикации в «Огоньке». Сегодня это очень важно, считает товарищ Яковлев, — напутствовал меня цековский чиновник.

Письмо оказалось довольно длинным, на тринадцати страницах, и, как только я начал читать, меня околдовала красивая, интеллигентная русская речь. Это было письмо Мещерской к Раисе Максимовне Горбачевой с приколотой к верхнему уголку маленькой запиской «А. Н. Яковлеву: Прошу помочь».

Екатерина Александровна рассказывала о тяжелой своей судьбе, об отце и матери, о роде князей Мещерских, верой и правдой служивших государю и Отечеству. Особенно красочно сообщала она о несметных богатствах своих предков. И это при том, что в советское время ей пришлось служить и ткачихой, и дворничихой. Моя героиня молила Раису Максимовну о помощи. Она извещала о сохраненных ею для потомков серьгах Натальи Николаевны, которые могла бы предложить заинтересованным лицам за соответствующую материальную компенсацию.

Ознакомившись с письмом, сам факт которого был для меня, конечно же, неожиданным, я обратился к референту с просьбой взять письмо с собой в редакцию. Через пять минут, получив захватывающее своим содержанием послание, я покинул здание, вызывавшее у многих его посетителей волнение и страх. А буквально через день кто-то, словно опомнившись, прислал со Старой площади курьера, который отобрал у меня этот документ. Но копию с него я все же успел снять.

Через некоторое время в журнале «Огонек» вышла моя статья «Княжна Мещерская: жизнь прожить. ». Она вызвала оглушительный резонанс, волны которого ушли далеко за пределы Советского Союза. Мещерская стала известной повсюду. Журнал «Новый мир» опубликовал написанную ею автобиографическую повесть, которая вскоре вышла отдельным изданием. В СССР возникло заново возрожденное Дворянское общество, получили право гражданства многие традиции и атрибуты отечественной истории.

Как-то я позвонил Екатерине Александровне. Она поблагодарила меня за публикацию и между прочим сказала, что стала получать большую пенсию. «Всесоюзную, — с гордостью произнесла Мещерская. И добавила: — Умирать теперь будет спокойнее. Я рада, что мое письмо прочитали на самом верху».

«Что ж,— думал я, — княжне-страдалице, раздавленной российским переломом, пусть и на самом краю жизни, наконец-то воздано». Но все-таки какова судьба серег Натальи Николаевны? Где они? Сохранились ли? И чьи ушки украшает невесомый шедевр замечательного мастера? Носит ли их любимая женщина какого-нибудь долларового нувориша или супруга сановного «хозяина жизни»? А может быть, они попали в музей? Или на аукцион? Ответить на эти вопросы я не мог.

Кристаллы, таящие смерть

Версия князя Евгения Мещерского, изложенная им в письме в газету «Мир новостей», где я опубликовал ранее приведенную историю о княжне Мещерской и серьгах Натальи Николаевны Гончаровой:

Много тысяч лет цари Ширинские передавали из поколения в поколение таинственные кристаллы. Их было много. Какая-то тайна хранилась в их сверкающих гранях. Не секрет, что древние бриллианты заключают в себе непостижимую для человеческого разума таинственную силу. Бог — на небе, а царь или князь — наместник Господа — на земле, и то, что принадлежит или принадлежало ему, должно к нему вернуться, ибо его собственность дана ему Господом и Господом же может быть только отобрана. Как только алмазы похищались, они несли последующим владельцам неисчислимые беды. Смерть и кровь всегда сопутствовали дальнейшей истории этих камней. По-видимому, алмазы обладают способностью хранить информацию и воздействовать ею на людей. И кристаллы Ширинских царей обладали способностью нести беды и смерть. Их дарили врагам. И враги погибали. Их вставляли в перстни и серьги и дарили неверным женам. Эти легенды очень древние, и я не знаю, что здесь правда, а что вымысел. Но из поколения в поколение передавались в роду князей Мещерских — потомков Ширинских царей — таинственные кристаллы.

Князь Петр Иванович Мещерский был самым младшим в семье моего прапрапрапрадеда князя Ивана Сергеевича Мещерского. Именно он был наиболее дружен с Александром Сергеевичем Пушкиным. Ведь усадьба князей Мещерских Лотошино находилась в нескольких верстах от гончаровского Яропольца. Поэтому молодые люди могли ездить друг к другу каждый день. Гостеприимство князей Мещерских было общеизвестно. Звучала музыка. Вечерами пели романсы. Читали свои и чужие стихи. Петр Мещерский обожал Пушкина. В компании со своим старшим братом Иваном он часто ездил с ответным визитом в Ярополец. Видимо, там и проговорился кто-то из братьев о таинственных серьгах, что хранились у отца князя Ивана Сергеевича Мещерского. Сначала это только вызывало желание поговорить о непонятном и мистическом, особенно когда потухал закат и серый сумрак расползался по закоулкам старинного дома.

Но спустя несколько лет Александр Сергеевич Пушкин вдруг вспомнил об этих алмазах. Ревность? Да, именно ревность воскресила в памяти давно забытое. Наталья Николаевна Пушкина (урожденная Гончарова) блистала на балах. Очаровательная, юная — она не могла не привлекать к себе внимания. И царя в том числе. Я не знаю всей истории о том, как поэт уговорил князя Петра дать для Натальи эти серьги. Знаю только, что они не были куплены. Возможно, поэт взял их для Натальи Николаевны лишь на время, чтобы проверить, как она ему верна. Петр отговаривал его от опасной затеи, рассказывал странные истории о гибели женщин, носивших эти украшения и замысливших измену. Но, очевидно, эти истории еще больше распаляли воображение Александра Сергеевича. Да, Наталья Николаевна носила эти серьги с алмазами, но смерть настигла не ее, а супруга. Как серьги вернулись в семью, также неизвестно. О них упоминала последняя владелица Яропольца, моя двоюродная прабабка княжна Елена Борисовна Гончарова (урожденная Мещерская).

Потом, очевидно, они попали к князю Александру Васильевичу Мещерскому — владельцу Алабинского дворца, а от него — к его второй супруге Екатерине Прокофьевне Мещерской (урожденной Подборской).

Ее отец организовал брак восемнадцатилетней дочери с шестидесятидвухлетним (вот почему князь Мещерский мог знаться с Михаилом Лермонтовым! — Ф. М.) старцем князем Мещерским. Я не берусь обсуждать законность этого брака, хотя весь свет и дочь Наталья (от первого брака) возмущались происшедшим. Известны слова Натальи Мещерской, будущей герцогини Руффо: «Сокровища Мещерских погубят вас и вашу душу. Эти алмазы не приносят счастья. ». Действительно, революция разрушила все планы новоиспеченной княгини Екатерины Прокофьевны Подборской. А перед этим событием были и скоропостижная смерть мужа-старца, и отказ князя Паоло Трубецкого (того самого, знаменитого скульптора. — Ф. М.) жениться на ней и признать свою дочь Екатерину, которая родилась 4 апреля 1904 года, спустя четыре года после смерти Александра Васильевича Мещерского (автор письма здесь не точен, по одним источникам, князь умер в 1903, по другим — в 1909 году. — Ф. М.) Екатерина Александровна потом всю жизнь будет называть его отцом и путать даты своего рождения и его смерти. Она говорила мне, показывая серьги «от Наталии Гончаровой», что мать всегда очень чувствовала их на себе, и невыносимая усталость и подавленность возникали каждый раз, когда она их надевала.

Мать и дочь тринадцать раз сидели в тюрьме. Бедствовали. Страдали и боролись со своими несчастьями. Они называли много причин, которые вмешались в их судьбу, но я думаю, что все эти несчастья смодулировали для них ширинские алмазы, которые сияли в тайном свете ночных ламп и. мстили. Незаконное обладание убивало владельцев. Лишь в конце своей жизни Екатерина Александровна Мещерская решилась избавиться от злополучных кабошонов. Она их кому-то продала или подарила, и сразу благополучие, может быть, впервые в жизни, повернулось к ней.

В 2002 году меня пригласили в Литературный музей А. С. Пушкина для участия в телевизионной передаче. «Мы снимаем сюжет о серьгах Натальи Николаевны Гончаровой, о которых вы когда-то писали, — сказал мне режиссер столичного канала. — Мы ждем вас на Пречистенке».

Каково же было мое удивление, когда я увидел в витрине ту самую реликвию, пришедшую из пушкинских времен.

Несмотря на съемочную суматоху, я, конечно же, оглянулся на события пятнадцатилетней давности, вспомнив рассказ Екатерины Мещерской о ее трудной судьбе, и порадовался неожиданной встрече с загадочным рубиновым артефактом, который я когда-то держал на своей ладони.

«Если прав князь Мещерский, приславший когда-то письмо в газету, хорошо, что эти злополучные драгоценности хранятся теперь под толстым пуленепробиваемым стеклом в музейном „плену“ и никому уже не смогут навредить», — подумал я.

А как же «пушкинские серьги» попали в музей? Ах, ну да, письмо княжны Мещерской Раисе Максимовне! Но сотрудники музея мое любопытство не удовлетворили.

Во время работы над книгой я решил позвонить одному влиятельному активисту Фонда культуры и поинтересовался, не знает ли он истории с серьгами княжны Мещерской. «Конечно, знаю, — буднично-равнодушно ответил он, — я сам их держал в руках. Так же как и все, кто присутствовал на заседании Фонда (человек двадцать), когда Раиса Максимовна Горбачева поведала собравшимся музейщикам, историкам, пушкинистам о судьбе серег, которые когда-то принадлежали Наталье Николаевне Гончаровой. Цель того заседания была конкретной: определить подлинность серег, оценить их и решить их дальнейшую судьбу. Решили: „пушкинские серьги“ должны находиться в литературном музее великого поэта».

Для меня в этой почти детективной истории наконец была поставлена точка.