Андрей Шмульян Петрович биография

Андрей Шмульян Петрович биография

Андрей Петрович Шмульян (1896, Евпатория — 1975, Ленинград) поэт и переводчик, писатель-фантаст. Его судьба — типичная судьба российского интеллигента, кое-как, с большим трудом, встроившегося в советскую жизнь. Сын потомственного почетного гражданина. Окончил петербургскую гимназию Б. Г. Ягдфельда (1914). Служил в армии. В 1917 прошел ускоренный курс в Казанском военном училище. В 1923 окончил Петроградский университет. В 1918—1919 служил в Карельском Комиссариате просвещения. В 1923 был секретарем редакции журнала «Арт-экран» (вышло 5 номеров). В 1924 устроился на работу в Публичную библиотеку (Ленинград) нештатным сотрудником Русского отделения; в ноябре 1924 был зачислен в штат. Работал в читальном зале, занимался систематическим каталогом. Уволился с 7 февраля 1926 г., перейдя, как теперь говорят, на «творческую работу»: писал научно-фантастическую прозу (обычно с соавторами), стихи для детей, тексты песен. С 1930-х годов и до сих пор популярна (преимущественно в исполнении В. Козина, который в своих мемуарах называл Шмульяна «конферансье») песня А. Шмульяна на музыку Поля Марселя (как писали в старых шпионских романах, «он же Русаков, он же Иоселевич») — «Дружба». В 1930-е годы Шмульян всерьез занялся поэтическим переводом: основные публикации см. в журнале «Звезда» за 1939—1940 годы (английское народные баллады, стихи Овидия, Дж. Г. Байрона, Р. Л. Стивенсона, Р. Саути, Т. Мура, Д. Китса (вступление к поэме «Эндимион», ода «К осени», — к сожалению, часто в отрывках); П. Б. Шелли и др. в журн. «Чиж», «Ленинград», «Литературный современник» и др., а также в ленинградских книжных изданиях 1950—1960 годов (Лонгфелло, Ганс Сакс и др.). Написанная Шмульяном во время войны «эстрадная поэма» «Сердце друга» не опубликована по сей день.
Количество просмотров: 3044

Сайт в Интернете: http://www.vekperevoda.com/1887/shmuljan.htm

каталог изданий	каталог песен	каталог аудио	каталог видео	каталог текстов	каталог событий	каталог фотографий

каталог статей

По данному автору статьи отсутствуют.
Нам очень интересны Ваши отзыва и комментарии

Понравилось? Расскажите об этой странице друзьям!

Шмульян, Андрей Петрович

День рождения 04 ноября 1896

русский советский прозаик, поэт и переводчик

Андрей Петрович Шмульян (4 ноября 1896, Евпатория — 1975, Ленинград) — русский советский прозаик, поэт и переводчик.

Биография

Родился в еврейской купеческой семье, отец был потомственным почётным гражданином. Окончил гимназию Б. Г. Ягдфельда в Петрограде (1914). После службы в армии прошёл ускоренный курс в Казанском военном училище (1917). В 1918—1919 годах служил в Карельском комиссариате просвещения. В 1923 году — секретарь редакции журнала «Арт-экран». В 1923 году окончил Петроградский университет. В 1924—1926 годах работал в русском отделении Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина (уволился 7 февраля 1926 года).

В 1928 году совместно с Семёном Полоцким опубликовал сатирический роман «Чёрт в Совете Непорочных». В 1930-е годы занялся поэтическим переводом: английские народные баллады, стихи Овидия, Джорджа Гордона Байрона, Роберта Льюиса Стивенсона, Роберта Саути, Томаса Мура, Джона Китса (вступление к поэме «Эндимион», ода «К осени»), Перси Биши Шелли, Генри Лонгфелло, Ганса Сакса, Джона Линдгейта, Томаса Гуда, Сэмюэля Вудворта, которые публиковались в журналах «Звезда», «Чиж», «Ленинград», «Литературный современник». Писал научно-фантастическую прозу, стихи для детей, тексты песен. Широкой известностью пользовалась песня А. П. Шмульяна «Дружба» (Когда простым и нежным взором. ) на музыку Поля Марселя (настоящая фамилия Иоселевич, 1908—1973) в исполнении Вадима Козина (первая запись датируется 1937 годом); впоследствии входила в репертуар Клавдии Шульженко. Автор эстрадной поэмы «Сердце друга».

Написал несколько книг для детей и юношества совместно с инженером В. В. Домбровским. По воспоминаниям В. А. Козина, Андрей Шмульян выступал также в роли конферансье.

Книги

• С. Полоцкий, А. Шмульян. Чорт в Совете непорочных. Роман-сатира. М.: Земля и фабрика, 1928. — 128 с.
• А. П. Шмульян. К отчётной кампании ленинградского совета XII созыва: материалы для художественных выступлений. Л., 1930.
• И. Бродский, А. Шмульян. Всё в порядке: политическая буффонада. Догнать и перегнать: серия репертуарных сборников для города. Выпуск 2. М.—Л.: Госиздат, 1931. — С. 55—69.
• В. Домбровский, А. Шмульян. Способный секретарь. В ежегодном сборнике фантастических и приключенческих повестей и рассказов «Мир приключений». М.: Детская литература, 1959. — С. 289—297.
• В. В. Домбровский, А. П. Шмульян. Победа Прометея: рассказы об электричестве. Л.: Детская литература, Ленинградское отделение, 1966. —— 158 с.
• В. В. Домбровский, А. П. Шмульян. Жизнь Франклина (биографическая повесть). Л.: Детская литература, Ленинградское отделение, 1973. — 175 с.

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Топ 10 Шокирующих Вещей, Найденных Подо Льдом ТОП 10 НЕВЕРОЯТНЫХ СЛУЧАЕВ СПАСЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА ЖИВОТНЫМИ ТОП-10 футболистов, променявших карьеру на ночные клубы Всё видео

Андрей Шмульян Петрович биография

Однажды в Лондон я пришел,
Законы там сильны.
В Вестминстер-Уорде собрались
Законники страны.
Сидят в палате старики,
На них седые парики,
— Какого рода дело? —
Свой иск я подал смело:
— Прошу вас срочно разрешить! —
Но без гроша нельзя спешить.

Пока толкался я в толпе,
Пропал мой капюшон.
Ищу его, мечусь, кричу,
Рассеян и смешон.
Бегу к судье, кричу ему:
— Внемлите стону моему! —
Но разве слышишь, если
Сидишь в судейском кресле?
— Ах, помоги мне, славный муж! —
Но без гроша спешить к чему ж?

Писцов немало было там
В забавных париках.
Их перья во всю мочь неслись,
Скрипели в их руках.
Мне больше ждать уже невмочь:
— К душе имейте жалость!
— Душа? Какая малость!
Конечно, есть в тебе душа,
Но, к сожаленью, без гроша.

Бегу по улице стремглав,
Измучился совсем.
И вот в таверну я зашел:
Быть может, там поем.
Трактирщик вовсе не сердит,
Он так приветливо глядит.
— Я голоден, дружочек!
Хоть черствый пирожочек!
— Я рад служить вам, ваша честь,
Но без гроша нельзя поесть.

Брожу по Корнхиллу весь день,
Иду по Кенвик-стрит,
И вижу: в лавке у купца
Мой капюшон висит.
Не стал он хуже и старей,
Прошу вернуть его скорей:
— Он мой! — Ну, ну, не врите!
Заплатите — берите!
Нет денег? Надо накопить!
А без гроша нельзя купить.

Идет навстречу мне аббат.
К нему я подхожу.
Прошу помочь, а он в ответ:
— Лишь Богу я служу.
Но так как я в душе не строг
То отпустить тебе бы мог
В награду за лишенья
Святые утешенья:
Елей, молитвы, благодать,
Но без гроша нельзя их дать.

И вот я в Кент иду домой,
Расстроен и угрюм.
Куда уйти, куда бежать
От мрачных этих дум?
И вздумал песню я сложить,
Как беднякам на свете жить,
Кто бродит как в тумане,
Кто без гроша в кармане.
Пою устало, чуть дыша,
Но можно петь и без гроша.

В путах лести сладкой
Иногда, украдкой
Вспомни обо мне!
И шагая браво
За высокой славой
Вспомни обо мне!
Руки есть белее
И уста алее,
И друзья милее,
Больше искр в вине,
Но за чашей винной,
За беседой длинной
Вспомни обо мне!

Рассекая волны
Под луною полной,
Вспомни обо мне!
С пира возвращаясь,
С милою прощаясь,
Вспомни обо мне!
Летом, в час закатный,
Розы ароматной
Шелест еле внятный
Слыша в тишине,
На заре росистой
В час прохлады чистой
Вспомни обо мне!

Осенью безбурной
Под листвой пурпурной
Вспомни обо мне!
В час тоски и сплина
Ночью у камина
Вспомни обо мне!
Запоет ли скрипки
Ласковый и гибкий
Голос про улыбки
Солнца по весне,
Вспомни, как, бывало,
Я тебе певала!
Вспомни обо мне!

Что? «Доброй ночи?» Но из рук
Моих ты рвешься прочь.
Так как же, доброй, милый друг,
Назвать мне эту ночь?

Останься, сядь со мной в тиши
На мягкую траву!
Вот эту ночь от всей души
Я доброй назову.

Глядеть в простор твоих очей
И слушать тишину…
О, если б мне таких ночей
Сто тысяч и одну!

Вы в классе. Понятно? Сидеть вы должны
Спокойно, как овцы в загоне!
Развязные умники мне не нужны.
А ну, подставляй-ка ладони!

Я царь здесь. Мой скипетр — указка, а мел —
Держава. Сижу как на троне.
Ты, Марч, на молитве сегодня шумел.
А ну, подставляй-ка ладони!

Я вас и кормлю, и пою, и учу.
Вы платите. Я не в уроне.
Но знайте, что я никогда не шучу.
А ну, подставляй-ка ладони!

Тебе, мистер Твиг, не понравился суп:
«Такой и собака не тронет!»
Возможно, что ты и не так уже глуп.
А ну, подставляй-ка ладони!

Ты, Тейлор, вчера рисовал на стене
Свинью в королевской короне.
Ты думаешь, видно, что правит в стране…
А ну, подставляй-ка ладони!

Когда я, подвыпив, со стула упал,
Смеялся ты, маленький Тони,
Ну что же, хотя ты, конечно, и мал, —
А ну, подставляй-ка ладони!

Ты, Сиффкинс, довольно хороший школяр,
И знаний в тебе что в Платоне,
Но так как отец твой всего лишь столяр —
А ну, подставляй-ка ладони!

Ты, Роуз, из школы хотел убежать,
Но все ж не ушел от погони.
Я больше не буду тебя обижать.
А ну, подставляй-ка ладони!

Ты залил чернилами, Биддль, неспроста
Страницу в своем Цицероне.
Что? Я ошибаюсь? Страница чиста?
А ну, подставляй-ка ладони!

Вы в классе. Понятно? Сидеть вы должны
Спокойно, как овцы в загоне.
Развязные умники мне не нужны.
А ну, подставляй-ка ладони!

Мне нынче все чаще, яснее и резче
Приходят на память, полней и полней,
Далекие чувства, забытые вещи
Давно отлетевших, безоблачных дней.
Я помню наш садик, глухой и зеленый,
Где липы цвели и задумчивый вяз,
Поляны, луга, придорожные клены
И ковшик, висевший в колодце у нас, —
Простой, деревянный, некрашеный ковшик,
Висевший когда-то в колодце у нас.

Как часто, вернувшись с тяжелой работы,
Спешил я к колодцу за сломанный бук,
Чтоб смыть глянцевитые капельки пота
С моих загорелых, обветренных рук!
Прохладная влага струилась по коже,
На солнце закатном блестя, как алмаз,
И не было в мире милей и дороже,
Чем в ковшик, висевший в колодце у нас, —
Простой, деревянный, некрашеный ковшик,
Висевший когда-то в колодце у нас.

И жадно мои пересохшие губы
Ловили струю, что стекала журча.
И ковшик сверкал, как серебряный кубок
Вовек не сверкал на столе богача.
Прощай, мое детство, большая дорога,
Зеленые клены, задумчивый вяз,
И камень, лежавший всегда у порога,
И ковшик, висевший в колодце у нас, —
Простой, деревянный, некрашеный ковшик,
Висевший когда-то в колодце у нас.

Была пора, когда и там и тут
Дрозды себе возводят новый дом
И песенки задорные поют.
Взбухают почки на ветвях кругом,
Флажки весны, — а ручейки бегут,
Резвятся на обрыве скал крутом,
Играют, мчатся, делают прыжки,
И пенные сверкают гребешки.

Малиновка с синичкою в сады
Роняли трели песенок своих,
И воробьи чирикали, горды, —
Ведь поминает библия о них, —
Но жалобно твердил на все лады
Голодный хор ворон унылый стих,
А воронов синклит молился весь:
«Насущный хлеб нам дай, о боже, днесь!»

Через пролив в обратный перелет
Стремились птицы с милой болтовней
О знойных островах, — летучий флот
Приветствовал селенья, — а порой
Сводили птицы меж собою счет —
Как моряки, что прибыли в чужой
Далекий порт, бранятся и галдят,
Пугая тарабарщиной ребят.

Так в Киллингворт, смеясь, пришла весна
Лет, сто назад от нынешних времен,
И фермеры, бросая семена,
Внимали в страхе карканью ворон,
И был подобен в эти времена
Пророчеству Кассандры птичий стон,
И в ярости жестокой без границ
Они на гибель обрекли всех птиц.

Был созван городской совет тогда,
Чтоб головы злодеев оценить,
Поля опустошающих всегда
И не согласных пошлину платить,
Привыкших без тревоги и стыда
За взмахом крыльев пугала следить, —
В присутствии скелета птицам был
Греховный пир вдвойне, пожалуй, мил.
И вот из дома, светлого как храм,
В колоннах, с красной кровлей — славный вид —

Величественный сквайр выходит сам.
Он, с лестницы спускаясь, не спешит,
И не глазеет он по сторонам,
А важным видом как бы говорит:
«Раз в городе живу я много лет,
То ни к чему совсем нам высший свет!»

Явился пастор, строгий человек
И склонный все губить и убивать.
О гневе божьем он твердил весь век,
«О Воле» Эдвардса любил читать
И на оленей был не прочь набег
В холмах Адирондака совершать.
Вот и сейчас, шагая вдоль полей,
Сбивал он ландыш тросточкой своей.

Из Академии, что холм Наук
Венчала колокольней с флюгерком,
Пришел наставник, — он глядел вокруг,
Мечтаньями неясными влеком,
То в облака, то на зеленый луг.
Эльмира — вот поэт мечтал о ком!
Он написал в сонете, что она
Нежна, как влага, и как хлеб нужна.

За ним и дьякон, в бомбазин одет.
Огромный белый галстук он носил,
Но выдержан был в платье черный цвет.
Толстяк обычно медленно бродил,
И он, кого мудрей не видел свет,
Был воплощенным «Я вам говорил!»
Его решили славой увенчать
И переулок в честь его назвать.

И фермеры явились в городок.
Вся ратуша наполнилась толпой.
Сквайр вел собранье, важен и высок,
Всех покоряя логикой простой.
Враждебный птицам плыл речей поток,
В защиту не звучало ни одной,
И нет злодейств — был общий приговор, —
Каких не совершил бы птичий хор.

Но вот наставник с места тихо встал,
Желая злобный замысел пресечь.
Как перед бегом конь, он задрожал
И произнес взволнованную речь
И в этот час Эльмиру вспоминал.
Ему хотелось всю толпу увлечь,
Улыбку вызвать или гнев у всех,
Но только не презренья полный смех.

«Предвосхищая критиков, изгнал
Поэтов из республики Платон,
А вами здесь, хоть город ваш и мал,
На вечное изгнанье осужден
Хор трубадуров, чьих у вас звучал
Пленительных баллад веселый звон,
Птиц, что в часы, когда наш дух убит,
Поют, как для Саула пел Давид.

Нам на заре и песнь дрозда слышна
В густых лесах, и сойка за едой
Болтает, говорлива и шумна,
А на верхушке дерева крутой
Задорный клест качается, — полна
Окрестность вся мелодией простой,
И коноплянка с жаворонком тут
В уютных гнездах сладостно поют.

Всех истребить певуний золотых
За горсточку пшеницы, их еду,
Иль за щепотку зернышек иных,
Что топчем мы небрежно на ходу?
Они червей съедают земляных
И вредных долгоносиков в саду!
Пусть вишен несколько они склюют,
Зато ведь песни нам они поют!

Вот птичий хор… Все необычно в нем!
Кто создал птиц и одарил навек
Чудесным мелодичным языком,
Что дум их тайных выражает бег?
Не повторит их песен на своем
Искусном инструменте человек.
И в высоте ветвей их домик сам
На полпути воздвигнут, к небесам.

Лишь солнце утром в рощу бросит взор,
В просветы через лиственную сеть,
Петь мадригал начнет немолчный хор.
Как радостно опять его запеть!
Он улетает в голубой простор,
Во всех лесах теперь ему звенеть,
Сквозь пробужденный мир во все концы!
Не устают воздушные певцы!

Подумайте, — без птиц и лес и сад,
Пустые гнезда меж сухих сучков.
Так в сумрачном мозгу слова висят
В туманной паутине грез и снов.
Заменит разве блеяние стад
Напевы их умолкших голосов?
Когда сберете урожай с полей,
Вас не проводят птицы до дверей.

Что ж, разве взор ваш более влечет
Рой насекомых в сене или жук?
Неужто воздаете вы почет
Их скучному жужжанию вокруг?
Ужель не лучше жаворонка взлет
И песенки его чудесный звук
Иль щебетанье трясогузок в час,
Когда в тени кустов ждет завтрак вас?

Вы их клеймите прозвищем воров,
А птицы ваши фермы сторожат…
Опекуны с крылами от врагов
Хранят поля, покуда хлеб не сжат,
И самый черный ворон вам готов
Всегда служить исправно как солдат,
Давя одетых панцирем жуков
И ужас наводя на слизняков.

Как мне учить детей не делать зла,
Быть к слабым милосердными везде?
Жизнь свыше нам дарована была —
И в роскоши и в сумрачном труде,
И смерть, пусть темной кажется, светла,
В ней тот же свет, что теплится в звезде.
Но ваш закон, дела, слова идут
Вразрез со всем, чему учил я тут».

Он кончил речь, и шепот пробежал,
Как шелест мертвых листьев, средь толпы,
И кое-кто из фермеров кивал,
Их головы склонялись, как снопы,
Но те, кто поместил свой капитал
В скотину, на отзывчивость скупы.
Птиц осудили, даже род ворон,
Как летопись гласит, был осужден.

Но слушателей круг вне зала был, —
Решать судьбу законов он не мог, —
Но, речь прочтя в газетах, возложил
На голову заступника венок:
И побежденный вое же победил,
И многих за собою он увлек!
Но похвалу, что слаще всех похвал,
Он от тебя, Эльмира, услыхал!

Вот начался невиданный разгром…
В полях, садах и рощах без конца
Шальной пальбы не прекращался гром,
И птиц губил разящий гнев свинца,
И раненые прочь ползли тайком,
И голод убивал в гнезде птенца.
Слова? Нет, стоны льются со страниц!
Варфоломеевская ночь для птиц!

Настало лето, — в лиственной тени
Птиц не было, их род совсем зачах.
Как раскаленный уголь тлели дни,
Земля золою стала, а в садах
Тьмы гусениц роились, и они
Ордою жадной ползали в полях.
Никто теперь им путь не преграждал,
Пустыней выжженной весь округ стал.

Как Ирод, весь изглодан город был
Червями, — ведь рукой жестокой сам,
Как Ирод, он невинных истребил,
И сыпался с ветвей на шляпки дам
Дождь гусениц; он — свет почти затмил.
И вопли дам не утихали там.
Нашествие червей — вот был предмет,
Неисчерпаемый для всех бесед.

И постепенно раздраженным стал,
Не признаваясь в этом, весь народ.
Что толку в жалобах? Ведь каждый знал:
Раз брызнул дождь — что ж делать? Пусть он льет!
Закон был отменен, хоть понимал
Любой, что мертвых это не вернет.
Так школьники, ошибок сделав ряд,
Стереть их влажной губкою спешат.

В тот год уныло осень шла туда…
Не пламенели жарко лепестки —
Страницы книги Страшного суда.
Лишь жалкие и скудные листки
На ветках багровели от стыда,
Бросаясь с горя в глубину реки.
Стонали ветры над округой всей,
Оплакивая воздуха детей.

Но вот иное зрелище весной!
Не пел певец ни разу о таком, —
Чудесное, как если б зверь немой
Заговорил понятным языком:
Фургон, обвитый зеленью лесной!
Висели ивовые клетки в нем,
Катился он, любой пленяя взор,
В нем песни щебетал крылатый хор.

Со всех сторон собрали этих птиц
По спешному заказу; вскоре там,
Освободясь из ивовых темниц,
Они в полет пустились но полям.
Казалась многим песня тех певиц
Сатирой, адресованной властям,
Иные же, в аллеях внемля ей,
Клялись, что нету песен веселей.

Но был наутро птичьих песен звук
Еще звончей, как будто он венчал
Эльмиры брачный день, когда сам-друг
С невестой шел наставник, — и звучал
Везде и всюду, рядом и вокруг,
И, напоенный радостью, взмывал
Туда, где с юным солнцем небосвод
Над Киллингвортом засиял в тот год.